И получается более чистый скипидар.
– Еще он может быть полезен от сильного кашля, унимает боли, гонит мочу, разбивает запоры и изгоняет глистов.
– Прошу прощения? – только и смогла выдавить я.
– Но внутрь принимать не более нескольких капель.
Я проглотила все, что хотела сказать по этому поводу.
– Не нужно, спасибо.
Очень хотелось просто попросить перечислить все, что у него есть в аптеке. Но я представила, как обращаюсь с подобной просьбой к любому первостольнику. Не нужно долго гадать о направлении, в котором мне предложат пройтись.
«Сама не знает, что хочет», – читалось на лице аптекаря. Впрочем, он попытался предложить мне еще пару средств, столь же «живительных». В конце концов я все же не выдержала.
– Перечислите, пожалуйста, что у вас есть в наличии из готовых лекарственных средств и компонентов лекарств, – попросила я.
– У меня более двухсот лекарств, – возмутился аптекарь. – Вы хотите, чтобы я перечислил вам все?
– Да, пожалуйста. – Я улыбнулась и захлопала ресницами.
Улыбка подействовала. Аптекарь повернулся к полкам и начал перечислять «все, что есть». Поначалу я пыталась понять, по какому принципу он группирует лекарства, но скоро бросила это дело. Ярь медная соседствовала с сабуром, затвердевшим выпаренным соком алоэ, ртуть и мышьяк – с очищенным свиным салом, бура – со шпанскими мухами. Так что я просто останавливала его, услышав что-то полезное, и просила отложить для меня.
Как ни удивительно, нашлось немало. Сушеные растения покрыли почти весь прилавок – некоторые, вроде зверобоя и пустырника, у меня уже были, но стоило пополнить запасы: с такой медициной они у меня быстро уйдут. Другие, вроде корня мыльной травы, я собиралась использовать не для лечения. К моему изумлению, в аптеке продавалось и немало специй: корица, семена горчицы, мускатный орех, гвоздика, шафран и имбирь. Кроме растений я купила буру, «горячее вино», оказавшееся почти чистым спиртом, и мел – знала бы, послала бы за ним в аптеку, а не возилась бы вчера с его очисткой.
Я думала, что выйду из аптеки нагруженная, но аптекарь пообещал, что сам все соберет и пришлет в дом князя Северского. Спорить я не стала и, устроившись в коляске, велела везти меня в хозяйственную лавку или как там она называется.
Рынок был слышен издалека. Ровный, невнятный гул, когда мы приблизились, рассыпался на многоголосье.
– Булавки, иголки, стальные приколки!
– Пальто и жилеты, сапоги и жакеты! Торгую, не спешу, двигай к нашему шалашу!
– Сбитень горячий, медовый!
– Стригу-брею!
Между торговых палаток расхаживали торговцы «на разнос», и в их коробах я видела не только съестное, но и отрезы тканей, обувь, платки.
Я вертела головой по сторонам почище Дуни, которая нет-нет да вспоминала, что горничная знатной дамы, и на несколько мгновений замирала. Но любопытство брало свое, и она снова начинала вертеться, едва ли не подпрыгивая от нетерпения.
Правда, как следует разглядеть базар не удалось: Герасим придержал лошадь ровно настолько, чтобы не снести кого-нибудь из снующих прохожих, но останавливаться не собирался.
– Наверное, в красные ряды везет, – предположила Дуня.
– Разве ты была здесь? – удивилась я. Девушка сама говорила, что никогда никуда не уезжала из своей деревни.
– Нет. Дядька сказывал. Он каждую зиму в город нанимается, а как возвращается, рассказывает, что в мире делается. Я люблю его байки слушать. Здесь вот простой люд. Вон там, – она указала на видневшиеся впереди деревянные постройки, – красные ряды, это для чистой публики, кому толкотня да запахи не нравятся…
