– Да, сейчас. – Он забрал из моих рук одну. – Что до пари, которое вы предложили, оно было бы нечестным по двум причинам. Первая: вы не сможете сделать равную ставку.
Он снова потянулся к моему лицу. Я напряглась, готовясь отмахиваться кастрюлей, но Виктор лишь заправил мне за ухо выбившуюся из косы прядь.
– Вторая: исход спора зависит от меня. Я ведь могу и соврать, будто мне не понравилось.
А может, и правда не понравится, я ведь не знаю его вкусов. Хотя до сих пор Виктор хвалил мою еду.
– Почему-то мне кажется, что вы не опуститесь до вранья.
Хотя он прав, глупый был бы спор. Но мясо я все равно закопчу. Просто потому, что это действительно вкусно, а тушенка – пусть она тоже вкуснейшая – у меня уже из ушей лезет.
– Даже не знаю, радоваться мне или расстраиваться, – негромко и очень серьезно сказал муж. – Мне, конечно, льстит, что вы считаете, будто я не способен соврать, даже когда на кону такой куш.
А земель-то, выходит, немало. Надо хоть в документах порыться, узнать, сколько и чего батюшка промотал. Или лучше не знать вообще? Расстраиваться меньше буду. А сейчас я расстроилась, из-за леса, хоть и пыталась думать о другом, не давая воли бессмысленным сожалениям.
– Но, поскольку сказано в Писании: «Не искушай малых сих», давайте не будем проверять, насколько крепка моя порядочность. – Он снова улыбнулся. – Вернемся к делам.
Я тихонько выдохнула, не зная, радоваться или огорчаться: что-то неуловимое, что, кажется, только что возникло между нами, развеялось.
Через несколько минут кастрюли и мясо, которое я в них сложила, превратились в монолитные куски льда. Я укутала их соломой, как и те глыбы, что хранились в леднике с зимы, чтобы полежали подольше.
– Сейчас отправлю Ивана помочь Петру, – сказал муж, когда мы поднялись обратно. – Я думал, Марья его невзлюбила просто потому, что он мой слуга, но теперь, кажется, начинаю с ней соглашаться. Врун и лентяй.
– А вас он устраивал? – полюбопытствовала я.
– Как лакей – полностью. Но сейчас меня не устраивает, что его хозяин работает, а сам он прохлаждается в людской.
– А как он мог об этом узнать, если он в доме, а вы здесь?
– Он мог прийти и спросить, какие будут указания, после того как разобрал мои вещи. Он этого не сделал.
Виктор подошел к Петру, который распрягал нашу лошадку, перекинулся с ним парой слов и направился к дому. Я обнаружила, что смотрю ему вслед точно завороженная. Встряхнулась – некогда на мужиков глазеть! – и вернулась на кухню, замочить рис для плова, перед тем как лезть в погреб за овощами.
Потом мы с Дуней заново вымыли кухню. Печка в ней была не как в жилых строениях усадьбы. Вместо большой, каменной, которая долго прогревалась, но и тепло держала долго, – чугунная плита, без духовки, зато с «конфорками» из колец, которые можно было убирать, открывая доступ к огню, и возвращать обратно. Этакий допотопный вариант газовой плитки – и греется относительно быстро, и остывает так же быстро.
Пока топился жир, мы почистили и нарезали овощи. Шкварки и немного жира я отложила – пойдут в гороховую кашу. К ним же добавила часть обжаренного лука, вынутого из чугунка, прежде чем опускать в него мясо. За мясом отправились морковь и специи.
Пока доходил зирвак, я успела сбегать в дом замочить горох. К ночи разбухнет, и поставлю в печь вместе с обжаренным луком и шкварками, чтобы утром было чем кормить и домашних, и работников. Потом мы с Дуней в который раз за день натаскали и поставили греться воду. А там подошло время класть в плов рис и доливать кипяток. Оставив Марью приглядывать за пловом, а Дуню – наводить порядок после готовки, я вернулась в сад – закончить то, что намеревалась сделать еще утром.
