— Схватываешь налету, — похвалил он меня. – Молодец.
Мы играли не спеша – Кирилл подробно объяснял каждый своё ход, комментировал каждое моё действие: и выходило, что даже простое движение самой скромной шахматной фигуры, уже через несколько правильных ходов противника, могло привести к проигрышу.
Мягкий – насколько это было возможно — голос Кирилла, его смуглые руки, мелькающие над шахматной доской в отблесках живого огня камина, согревающий бренди в тяжёлом хрустальном бокале и стук дождя, доносившийся с улицы… Неудивительно, что я, в какой-то момент, утратила связь с реальностью.
Было так хорошо… Я впервые смотрела на мужчину, который сидел сейчас в расслабленной позе на белоснежной шкуре, облокотившись рукой на диван – не как на источник своих проблем (который причинил мне ужасно много боли и который изменил меня – изменил согласно своему плану), а как на единственного мужчину, с которым я была близка. Физически.
Это было так давно, что отдельные моменты должны были – обязаны были – стереться из памяти, уступив место другим, новым событиям. Но я помнила всё. Каждое его опытное прикосновение. Каждый мой – каждый его стон и вскрик.
Я смотрела на его руки, которые тянулись к шахматной фигуре, и видела эти руки, ласкающие моё тело…
Сделав большой глоток бренди, я попыталась отвлечься, чтобы не покраснеть и не выдать Кириллу своё состояние.
— А как ты научился играть? — спросила я, на всякий случай, загораживая лицо стаканом.
Кирилл пожал плечами.
— Кузен научил.
— Кузен… У тебя есть двоюродный брат? – удивилась я.
Кирилл улыбнулся.
— Не совсем двоюродный, но есть. Я тебя потом познакомлю.
— Когда? — спросила я, совсем осмелев (или обнаглев).
— Когда застолблю тебя окончательно, — пожал плечами Баев, нисколько не смущаясь произнесённой фразы. – Он, видишь ли, пока ещё холостяк, а с его родословной, строить козни родным…
— Так вы же родственники, — прищурилась я, тоже забыв про смущение. Может, всё-таки надо было поосторожней с этим бренди?
— О, нет, у меня таких кровных родственников, — ухмыльнулся Кирилл, — к счастью, нет.
Заинтригованная, я поддалась вперед.
— Глаза горят, как у кошки, — прокомментировал Баев.
— А может, как у волчицы? — поправила я.
— Ты сама это сказала, — кивнул мужчина, закрывая тему родственников. – Ходи уже, волчица моя.
— Ага, чтобы ты опять раскритиковал меня на десять шагов вперед, — хмыкнула я, а Кирилл… Он снова рассмеялся как человек, а не как надменный Альфа, отягощённый абсолютной властью и огромными деньгами.
-В такого Кирилла легко влюбиться, — подумала я, с затаенной тревогой наблюдая за мужчиной. – Если только получится забыть о прошлом…
Громко поставив пустой стакан на журнальный столик, Кирилл многозначительно приподнял бровь.
— Кажется, ты начинаешь делать правильные шаги, — произнёс он довольно. Только к чему это относилось: к шахматной партии ли, или к моим мыслям, которые у него легко получалось подслушивать, он так и не сказал.
Не помню, как долго мы сидели возле камина, но разошлись мы далеко за полночь, когда мои глаза уже слипались, а тело требовало постели. Пожелав Кириллу спокойной ночи, я еле добралась до своей комнаты — стянула с себя платье и упала на кровать, тотчас провалившись в сон.
Проснулась я от ощущения чужого касания. Конечно, у меня и до этого бывали ночные фантазии, но это было слишком... Слишком явно.
