Открыв глаза, я увидела частично трансформировавшегося Кирилла. Без футболки, в одних спортивных брюках. Нависая надо мной сверху, он с нетерпением, разводил мои ноги в стороны. Еще не до конца проснувшись, еще полагая, что это очередной сон, навеянный меткой, я отстранённо смотрела на его руки, которые сейчас с силой впивались в мои белые бедра – на смуглые человеческие руки со звериными когтями – страшное, фантастичное зрелище.
— Не сопротивляйся мне… Не сопротивляйся метке, — шипел Баев. – Не обижу… Тебе будет очень хорошо.
А я и не думала сопротивляться, полагая, что вижу очередной сон. И только когда он немного приспустил свои брюки — освобождая возбужденный член, я вздрогнула и попыталась изменить положение. Но Кирилл, чьи глаза опасно сверкнули, тут же пресек мою попытку отстраниться. Подтянув меня за ноги, он вклинился посередине, удерживая одной рукой меня за талию, а второй... в нетерпении проводя по нежной чувствительной коже внутренней стороны бедра.
Я испугалась и попыталась отползти в сторону. Кирилл рыкнул, ещё больше впечатываясь в моё тело.
— Девочка моя, — полурычал, полушептал он. — Девочка, не сопротивляйся... не наврежу… нет силы терпеть… С ума сойду… всех порву, кто к тебе приблизится ближе чем на километр. Моя, только моя. Моя девочка.
Накрывая меня своим телом, он целовал, ласкал, то и дело, задевая мою метку — возбуждая ответное желание.
Мгновение — резкий рывок — и он во мне. Огромный, сильный. Я чувствовала, как Кирилл пытается сдерживаться, но очень скоро контроль слетает — окончательно и бесповоротно. Толчки становятся ещё более глубокими и резкими, скорость увеличивается. В тишине ночи слышны лишь звуки соприкасания двух тел и хриплое дыхание Кирилла.
Сначала я была как бы пассивным наблюдателем — страсть Кирилла не оставляла места для совместных действий. Он не давал мне ответить, словно боялся, что я начну сопротивляться, начну возражать, вот и стреноживал на корню любые мои попытки движения. А я... Сначала мне и, правда, было обидно – как так, договаривались же общаться пока как друзья, на равных. А разве равный равного обманывает?
— И в мыслях не было, — прорычал Кирилл, впиваясь яростным поцелуем в мои, уже и без того, истерзанные губы. — Но ты такая сладкая, а твои грёзы такие горячие.
И он спустился ниже, целуя живот, бедра, и...
Я закричала, не в силах сдержать наслаждение.
А когда пришла в себя, решилась на ответные действия. Сама потянулась к Кириллу. Я впервые отбросила (насколько могла) свою стыдливость... целуя его жесткий пресс, затем грудь… Поднимаясь все выше и выше... к едва виднеющемуся следу на плече.
— Обнови... Пожалуйста, — прошептал Кирилл, и я вспомнила, как во время волчьего сумасшествия перед первым оборотом, укусила его в шею.
— Моя метка, — проведя полуизменившейся ладонью по побелевшему шраму, прошептала я. Кирилл дернулся, словно от разряда электрического тока.
— Обнови, девочка. Пожалуйста, обнови... — просил Кирилл, взирая на меня снизу расплавляющим взором желтых звериных глаз.
Я вспомнила всё — его измену с Кармелой, его отношение ко мне... Вспомнила, как Кирилл менял меня — заставлял меняться шаг за шагом, постепенно добавляя все новые условия... Я никогда не буду настолько волчицей, чтобы понять и принять его поступки, его действия по отношению ко мне. Но... После истории Галины Петровны и тех других самок, я поняла, что по сравнению с ними, с их историями, Кирилл оказался намного «гуманнее». Он просто меня воспитывал — а не держал в клетке для удовлетворения своих нужд. Куда бы я делась, если бы случилось всё так...
