– Вот так, – проговорила я, старательно разглаживая ее поверх рамы. – Вот сейчас все проклеим, и будет тепло. Совсем за тобой, бедняжкой, никто не глядел.
Так же, не торопясь и старательно, я продолжала заклеивать щели. Странно, но в этом незнакомом неухоженном доме сейчас я чувствовала себя, словно вернулась в детство. В те времена, когда я еще никуда не собиралась уезжать, и родители были живы, и мы с мамой готовили наш дом к зиме, законопачивая рамы. Как будто снова затрещала за спиной печка и стало тепло.
Я спрыгнула со стола, и наваждение развеялось. Я по-прежнему стояла в незнакомом доме, где работы пока было непочатый край. Да, дуть в окно стало меньше, но остались щели между деревом и стеклом. Значит, придется снова наведываться в кладовку.
Марья возилась на кухне, что-то напевая. Заглядывать к ней я не стала, чтобы не будить лихо. Достала из сундука в самом дальнем углу молоток и тканевый мешочек, похожий на ежика из-за проткнувших ткань гвоздочков. Странно, это были единственные «мужские» инструменты, что мне сегодня попались. Да и те лежали в сундуке, заполненном обрезками плотных мебельных тканей.
Куда же делись все инструменты? Конечно, барину не к лицу молотком самому стучать, но ведь любой дом постоянно требует какого-то мелкого ремонта. Или работники приходили со своими? Наверное, так и было. Надо будет вызнать у Марьи и раздобыть хотя бы самый минимум. А пока и того, что нашлось, хватит.
Снова забравшись на стол, я отковырнула ножом одну из планок, придерживающих стекло, и, прижав ее плотнее, осторожно приколотила на место. Повторила с остальными тремя. Почти хорошо, но все же ледяной воздух пробирался сквозь рамы: и между стеклом и планкой, и трещины в дереве никуда не делись. Я глянула на сгущающиеся сумерки и решила, что еще есть время довести это окно до ума.
– Марья! – окликнула я.
Она не ответила.
Я высунулась в дверь. Еще минут двадцать назад из галереи было прекрасно слышно пение няньки, а сейчас в доме стояла мертвая тишина.
– Марья! – позвала я снова.
Тишина.
Перехватив молоток поудобней, я направилась в кухню. Осторожно приоткрыла дверь. В нос ударил запах свежего чеснока. Я заглянула в щель. Никого, только слышны шаги. Но, прежде чем я успела окончательно поверить не то в домовых, не то в вампиров, из-за двери показалась нянька и сыпанула в деревянную квашню муки.
– Марья, чего ты молчишь! – воскликнула я, врываясь в кухню. – Напугала меня до полусмерти.
Нянька недовольно зыркнула на меня и подошла к бочке с водой.
– Марья? – Я тронула ее за плечо. Она дернулась, сбрасывая мою руку. Изобразила, будто застегивает рот на пуговицу, вылила в квашню воду и начала старательно размешивать.
Обиделась? Но в последний раз мы разговаривали, когда она уносила выбрасывать «страшного зверя», и вроде не поссорились. Да что за ерунда?
И почему от квашни нестерпимо несет чесноком? Я потянулась потрогать стенку и тут же получила по рукам, а Марья, грозно насупившись, указала мне взглядом на дверь.
Так, похоже, это мне придется бежать к коллеге и жаловаться на странное поведение няньки. Или она в самом деле на что-то обиделась?
Что ж, пусть обижается. С детства я ненавидела эти игры в молчанку: «догадайся сама, что не так». Но если родителей не выбирают, то уж чужой няньке я потакать не собиралась. Захочет – сама скажет, что не по нраву. А я еще подумаю, не обидеться ли.
