Барб каждый раз спрашивала, что грузят, и солдаты отвечали ей вежливо. Иногда, просто чтобы размяться, она слезала с телеги и осматривала покупки. Одна из корзин ей не понравилась и она долго ворчала, что: «…этаким морковем только скот и кормить! Ничего ведь не разумеют, нет бы, у умного человека спросить! Этак их любой торгаш вокруг пальца обведет! Мало ли, что крупный морковь да дешевый, зато невкусный он!»
Удивляла меня Милли – она любезничала со всеми, кто приходил. Кокетливо смеялась, ойкала, когда ей помогали слезть или залезть в телегу, разговаривала каким-то неестественно-высоким голосом и, похоже, добилась своего: один из вояк, вернувшись, принес ей большое румяное яблоко.
Обменял он его на поцелуй, после долгих уговоров и притворного сопротивления девушки. Вполне, в общем-то целомудренный поцелуй – Милли звонко чмокнула его в колючую щеку. Он довольно хмыкнул и щипнул ее за бок, вызвав радостный взвизг. Солдат сгрузил очередную корзину и ушел. Наш охранник бродил неподалеку.
Милли влезла к нам в телегу, с хрустом откусывая большие ломти, и несколько надменно поглядывала на нас. Похоже, в отсутствие мужчин ей стало скучновато и она решила развлечься беседой:
-- Оно, конечно, не всем этак-то везет… -- задумчиво начала девушка. – И хозяин у вас больно строгий. Не то, что господин Стортон. Эвон, как он пожаловал, – она любовно огладила свой плащ. – Тута ведь главное – послушной быть и угодить уметь.
-- Да ты уж, девка, умеешь… – неопределенно ответила Барб.
-- А то ж! Мне ведь и приданое нужно новое набирать, да и мужа присмотреть. Обо мне кто позаботится-то? А никто! С малолетства сама об себе беспокоюсь, вот и научилася! А тебе бы пример-то брать надобно, – неожиданно принялась она за меня.
Я глянула на нее и промолчала. Но ей, похоже, это не понравилось:
-- Ты бы не зыркала, ровно собака дурная на меня. Я ведь дело говорю. Оно, конечно, мужики уважают чтобы женщина красивая была, а тебе-то бох и не дал…Ну, так ведь лаской да обхождением тоже много кой-чего раздобыть можно. Тому улыбнись, этому… Да скажи, какой сильный, да господином назови. Оно, глядишь, и сладится у тебя с кем.
Барбара недовольно посопела: ей явно не понравились слова Милли, а потом решительно заявила:
-- Ты, девка, хвостом мети, как себе там хочешь, а к нам со своими глупостями и не лезь. Элиз и не такая вовсе.
-- Ой, не така-а-ая! – насмешливо протянула Милли. – Она просто страшная, да обхождения не знает! Потому как ежели кто при господах с детства, он научается!
Мне было смешно слушать наставления, но Барб кажется разозлилась всерьез:
-- А послухай-ко сюдой, обходительница! Ежли ты Элиз еще раз заденешь, я тебе кудряшки сама лично повыдергаю! Вот этими вота руками!
-- Да больно мне надобно эту твою…
Договорить она не успела, из-за наших спин раздался низкий мужской голос:
-- Барб, зачем ты отдала свой плащ кухарке Берта?
Мы почти одновременно развернулись и увидели недовольного барона. Кто знает, что и сколько из беседы он успел услышать, но растерянная Милли нехотя сняла свой плащ. И Барб, солидно сказав: -- Благодарствую, господин барон, за добро, – несколько неуклюже накинула его на себя.
Барон отошел к соседней телеге и что-то там скомандовал.
Плащ был немного длинен для кухарки, но это нестрашно – можно будет подшить. Я помогла ей чуть подвернуть одежку у ворота, чтобы не тащилась по земле. Барб грозно глянула на притихшую Милли, но промолчала: не была она скандалисткой.
