Храм Фемиды. Знаменитые судебные процессы прошлого - страница 5
Кремуций. От чего и от кого?
Сатрий. Да хоть бы от доносчиков, зложелателей, клеветников.
Кремуций. Я не боюсь доносчиков, потому что не делаю ничего противозаконного; презираю клеветников, потому что на то они клеветники, чтоб их презирать.
Сатрий. Однако надобно быть осторожным. Поговаривают, будто в твоих анналах есть что-то вольное, будто ты слишком хвалишь свободу».
Костомаров Н. И. Кремуций Корд. Трагедия в 3‑х действиях.
Суд сената (Ганс Вернер Шмидт, 1912)
В сложившейся ситуации любое высказывание, бросающее тень на кого-либо из предшественников Тиберия, воспринималось как «оскорбление величия». Например, в книге Кремуция Корда содержался рассказ о том, что сенаторов допускали к Октавиану только поодиночке и только после тщательного обыска. Маниакально подозрительный, боящийся собственной тени правитель резко контрастировал с «официально утверждённым» образом бесстрашного и мудрого руководителя. Впрочем, сам Октавиан до «мелких укусов» современников не снисходил и до преследования за мелкие нападки не опускался: ему хватало славы преемника Цезаря и спасителя Отечества. Иной была ситуация у Тиберия, столь несомненными заслугами не обладавшего, и весьма неосмотрительно было подвергать сомнению безукоризненность репутации Октавиана и выставлять его в ироническом свете в связи с тем, что Тиберий видел в непререкаемом авторитете своего предшественника прочнейшее из оснований собственной власти…
«В шестое и седьмое консульство, после того как Гражданские войны я погасил, с общего согласия став верховным властелином, государство из своей власти я на усмотрение сената и римского народа передал. <…> После этого времени я превосходил всех авторитетом, но власти имел не больше, чем другие, кто были у меня когда-либо коллегами по должности».
Октавиан. Деяния божественного Августа (краткая автобиография)
«…И жалкий лепет оправданья»
В подобных обстоятельствах злонамеренность Кремуция Корда выглядела несомненной. Напрасно он тревожил тени своих великих предшественников, оправдываясь примерами Тита Ливия, Азиния Павлиона и Мессалы Корвина, писавших об убийцах Цезаря в превосходных степенях: время изменилось. Напрасно ссылался он на обязанность историка фиксировать происходящее и свою политическую беспристрастность – кого она волнует, если «уважаемые люди» встревожены. Совершенно беспомощным с точки зрения сената выглядел передаваемый Тацитом тезис Корда о том, что нельзя судить его за слова («Отцы сенаторы, мне ставят в вину только мои слова, до того очевидна моя невиновность в делах»): в иные эпохи (а на дворе как раз такая!) слова гораздо опаснее многих действий. Наконец, ссылка на то, что историк уже читал своё произведение императору (первая редакция книги была написана задолго до процесса) и оно не вызвало у того отрицательных чувств, тоже выглядит по-детски наивным: разве император не хозяин своего мнения? Тогда не вызвало – а сейчас вызвало. Или может вызвать. Пусть даже и не у императора.
«Не делая прямых выпадов против Октавиана Августа и Тиберия, но давая общую картину разложения нравов, историк тем самым утверждал, что существующий общественно-политический порядок есть именно следствие этого разложения нравов: народ и сенат, забыв о своём величии и свободе, прониклись духом сервилизма и покорно возложили на себя ярмо тирании».
Портнягина И. П. Дело Кремуция Корда (к вопросу о республиканской оппозиции в период раннего принципата)
Похожие книги
