Даже бывшая школа села, которая тоже была некоторое время ей приютом, стала похожей на старый брошенный сарай. В ней уже давно никто не учился, а парты были растащены на дрова.
Великая вражда под флагом национализма за передел страны ножом прошла по семьям и сердцам людей. Поделить и перекроить землю тяжело, но еще тяжелей поделить совместно нажитых детей в перемешанной национальной державе. Караван этой вражды во имя ложной свободы и демократии, однако, отпустили. Он прошел по братским республикам и тысячи человеческих сердец в слезах и стонах ужаса оставил на своем пути. Нельзя сказать, что это было только в России. Однако так остро, как Россия и Югославия, ни одна страна мира не переживала раздел.
Вот и эта судьба детей здесь, у моста, была следствием шествия по земле этого злополучного каравана демократии с беспределом национальных свобод.
***
БТР резко развернулся и затормозил у моста, съехал с дороги и укрылся в кустарнике. Группа солдат быстро высадилась и направилась на мост с целью проверки его на наличие мин. В это время снова загрохотали разрывы снарядов. Увидев поднимающийся дымок у деревьев напротив, двое военных осторожно подошли к огню и увидели детей.
– Вы, ребятишки, не боитесь, что под разрывы попадете? – спросил один из них.
– А чего бояться? Кушать-то хочется, – и, подумав, тот, что постарше, добавил: —Да что нам – мы, чай, мужики, Надюшку накормить надо, приболела. Она в вагончике лежит.
– А она кем вам приходится? – опять спросил тот же военный и прошел к двери, чтобы войти в вагончик и посмотреть воочию, о ком идет речь.
В это время дверь открылась, и к солдату подошла очень симпатичная голубоглазая с черными, пышными, скрытыми под платком волосами девочка в розовой замусоленной курточке. Она была аристократически бледна и слегка смугла. Подобных ей русских детей после трехсотлетнего нашествия Мамая и освоения Сибири, когда сибиряки брали в жены местных женщин, было множество. Сейчас она скорее напоминала бродяжку, но лицо ее выражало радость, видимо, от услышанных звуков чистой русской речи. Говорить на местном языке из-за его бедности и косности ей было сложно, не всегда хватало слов, чтобы выразить полностью то, что хотела.
– Хлеба, хлеба, дяденька, дайте, ради Христа! – просила она, крестясь и кланяясь, периодически прижимая ладошки на груди у подбородка, как мусульманка.
Эти религиозные движения напомнили ему как-то раз увиденную семью, где мать и отец были разных национальностей и могли общаться на разных языках. Маленькие же дети, слыша тот и другой язык, говорили на смешанном языке, выбирая слова из того и другого, которые им больше нравились или легче произносились, то же самое происходило с поступками. Тем самым в семье создавали свой своеобразный смешанный язык общения и поведения.
Вся страна в то время напоминала такую интернациональную семью. Сейчас ее спутанный религиозный обряд был из этого ряда явлений.
Военный, пораженный ее видом и удивленный странной набожностью, быстро развернулся и пошел в БТР. Через некоторое время принес две банки консервов и булку хлеба.
– Я вас очень-очень люблю, – сказала она, обнимая присевшего к ней офицера, прижимаясь к его щеке.
Девочка показалась на удивление ласковой, доброй и доверчивой.
– Кем вы друг другу приходитесь? Родственники али как? – спросил офицер.
– Мы семья. Его зовут Хаким, меня – Надя, а его – Анвар, – ответила девочка, показывая сначала на одного, потом на другого мальчика. – Они мне помогают. Мины падают в воду, и рыбы умирают, а ребята ее ловят, и потом мы из нее уху варим. Они меня любят, и я их тоже. Бог велел любить всех и помогать друг другу. Он и этому мосту помогает, иначе в него давно попали бы и разрушили. «Наш мост, – говорит бабуля Марьям, – это руки нашей прежней дружбы, а разрушишь – конец, нельзя».
