И рухнул весь русалкин суд.
Вином с бокала грудь залила,
Его меж ними пить просила.
Потом его испил с пупка
И меж ногами у лобка.
Святое грешное вино,
Лакал уже меж ног её.
Увидев то, как муж ласкает
И дама в счастье замирает,
Они от зависти своей
Решились к каре посильней.
– О, ты, проклятие над нами,
Ты даешь счастья чудесами.
Тебе, однако, есть глазами,
Достаточно для наслажденья с нами.
Но мы лишим тебя и глаз
За то, что ты отвергнул нас.
И оскорбленная душа,
С карой низвергли небеса.
– Мы так мечтали и желали,
Чтоб ты испил и страсти наши,
Но отказался от русалок,
Вот и проклятье лишь в подарок.
– Я не делю страсть на других,
Кого не суждено любить.
И остаюсь во снах своих
С любовью для сердечных лиц.
Месть, мной не избранных душой.
Не изменит судьбы моей.
– Ты ошибаешься, глупец,
Получишь кару как венец.
И яркая краса девиц
Померкнет в слепоте десниц.
Ведь красота глазам слепца
Будет совсем уж не нужна.
Уродство тела на обзор
Кары исполнит приговор.
Пусть лишь уродина, старуха
Тебе составит радость духа.
Ты не увидишь прелесть тела,
И до него не будет дела.
Ни пальцев, губ, ни языка
Мы не оставим для тебя.
Чтоб нечем было тело знать,
Его забудешь ты искать.
Нужна ли будет страсть слепая?
Пусть будет даже золотая.
Души порой благотворенье
Тебя утешит на мгновенье.
Как евнух зренья и урод,
Ты не продолжишь уже род.
На ощупь ждать будешь любви
И не получишь ласк, не жди.
Так кара женского суда
Ни зги надела на глаза.
Обрезав губы ласк, язык
И пальцы, в сон ворвался крик.
Проснулся весь в поту, ругаюсь,
Каре русалок усмехаюсь.
Сон муками, за что карает?
Чью воль мести выполняет?
Судьба сначала в спину бьет,
Потом как обухом и в лоб.
И в чем спасенье, Бог не знает,
Душа страданья проклинает.
* * *
Он принял это послание как недоразумение, наподобие спама или некой телефонной ошибки. Все бы так и забылось, но через некоторое время служба доставки принесла мне в клинику огромный букет роз с тремя огромными ромашками посередине и маленький аквариум с золотой рыбкой. Ромашки всегда присутствовали в его букетах, отличая их от других. Они ещё раз напоминали о нем и его преклонению ромашкам, как Ксюшиным глазкам. В этом букете роз лежало письмо со стихотворением.
Ну, вот и все, и я никто,
Прощай, влетевшая в окно.
Я твоим воздухом дышал,
В глаза смотрел, себя искал.
Ты, что мне в снах постоянно являлась,
А на взаимность любви не решалась,
Но осветила глаза мне прозрением,
Душу, заполнив красы упоением.
Вот, подскажи, чем судьба отогреется?
Может, в монахах у бога утешится?
Что пригорюнилась и призадумалась?
В сердце красы моя боль не прослушалась?
Я вас лелеял и часто ласкал,
В очарованье ночей своих звал.
Ну, отпустите ж меня наконец
Или казните, коль в чем-то подлец.
Как развенчать мне образ ваш
И грезам высказать «шабаш»?
По зову сердца своего
Я утоплю их все, как зло.
Но, видно, хрупок мой сосуд,
А бремя лет – заросший пруд.
Ладья любви для молодых.
Над гладью пруда годов крик,
Души, хватавшей счастья миг.
Я ваш утопленник давно,
В глазах целующий им дно.
Вы мне когда-то улыбнулись
И в сердце радостью забились.
Теперь прощайте навсегда,
Любви свершается судьба.
Ну, вот голубкой залетели
И на коленки мене сели.
– Что ждете? Не любви ль обета?
Не поученья ли с Завета?
Иль излиянья из души?
Во взгляде нет опять любви.
– Я к вам явилась, вы не рады?
Во мне не видите отрады?
– За муки страсти вы награда,
