Хранитель пчел из Алеппо - страница 17

– Пчела еще жива! – замечает марокканец.

Смотрю на него с улыбкой.

– Она настоящий борец, – говорю я, – хотя прошлой ночью лил дождь. Долго она не протянет, если не умеет летать.

Я несу пчелу обратно, кладу на цветок, а потом мы Афрой идем спать. Помогаю ей раздеться и ложусь рядом.

– Где Мустафа? – спрашивает она. – Нет от него вестей?

– Давно уже нет, – говорю я.

– Ты проверял почту? Может, он пытался связаться с тобой? Ты сообщил, что мы здесь?

Замечаю странный звук, похожий на свист высоко в небе.

– Ты это слышишь? – спрашиваю я.

– Всего лишь дождь за окном, – говорит Афра.

– Нет же. Свист. Там что-то свистит. Без остановки. Словно начинается песчаная буря.

– Здесь не бывает песчаных бурь, – отвечает Афра. – Только дождь или его отсутствие.

– Значит, ты не слышишь?

С обеспокоенным видом она кладет голову на ладонь. Хочет что-то сказать, но я перебиваю ее, засмеявшись:

– Сегодня день был холодный, но солнечный. А теперь идет дождь! Английская погода – совсем как спятивший человек! Может, ты выйдешь завтра погулять? Мы побродили бы по набережной.

– Нет, – говорит Афра. – Не могу. Я никуда не хочу выходить.

– Но теперь ты свободна, почему бы тебе не выйти? Больше не нужно бояться.

Она ничего не отвечает.

– На берегу мальчик построил удивительный замок из песка, целый город с домами и даже с небоскребом!

– Замечательно, – отвечает Афра.

Были времена, когда жена все хотела знать и выспрашивала, что́ я вижу. Теперь ничего не хочет.

– Нам нужно связаться с Мустафой, – говорит она.

Ненавижу темноту, ненавижу запах моей жены – это сочетание розовой воды и пота. Афра пользуется духами, перед тем как лечь спать: достает из кармана стеклянный флакон и наносит несколько капель на запястья и шею. В гостиной до сих пор ведут беседы другие постояльцы. Скрипят половицы – это поднимается марокканец, я узнаю его походку. Он по привычке останавливается. Сперва это кажется случайным, но есть в его движениях особенный ритм. Он проходит мимо нашей комнаты; я слышу, как по паркету катится стеклянный шарик. Мне знаком этот звук. Я подпрыгиваю с кровати и включаю свет. Вижу шарик Мухаммеда, направляющийся к ковру, поднимаю и смотрю стекло на просвет – его рассекает красная жилка.

– Что это? – спрашивает Афра.

– Просто стеклянный шарик. Ничего. Засыпай.

– Положи его на мою тумбочку, – говорит она.

Делаю, как она просит, и возвращаюсь в постель, на этот раз поворачиваясь к Афре спиной. Она кладет руку сверху, прижимает ладонь к позвоночнику, словно слушает мое дыхание. Я не закрываю глаз, потому что боюсь, потому что наступила

окутала нас с Афрой. Мы были у башни Баб-аль-Фарадж, в Старом городе. Ждали под деревом «тойоту». Рядом лежал труп мужчины. «Тойота» оказалась пикапом с выключенными фарами, металлическими решетками по бокам – в таких машинах обычно перевозят коров или коз. Мертвец лежал на спине, запрокинув руку над головой, – молодой, лет двадцати пяти, в черном свитере и черных джинсах. Афре я о нем не сказал.

Здесь мы встречались с проводником через границу.

Внезапно лицо трупа осветилось. Белое сияние то появлялось, то исчезало. В руке над его головой лежал телефон. У мужчины были карие глаза, густые брови. На левой щеке – старый шрам. На шее сверкала серебряная цепочка с подвеской-именем: Аббас.

– Здесь красиво, – сказала Афра. – Я знаю, где мы.

Когда-то напротив росли виноградники, а по ступенькам можно было подняться к воротам школы.