– Всё, чем мы сейчас занимаемся, опасно, – мелодично ответила Леиф. – Но пройти всё же можно: они просто путь показывают.
– Хм… Ладно, черт с ними. – Я повернулся к Леиф. – Ну а мы? Мы с тобой дерзнем воспользоваться этим мертвым путеводителем?
Леиф смачно плюнула себе в ладонь и залихватски протянула ее мне.
– Пацанка! – несколько нервозно засмеялся я и крепко пожал ей руку.
– Для тебя я буду кем угодно, Келсий! – потерлась об меня кончиком носа Леиф. – Пойдем, вытрем руки об эту стерву!
Я еще раз нервно рассмеялся и двинулся за ней следом. Окружавшие нас тени тут же отсекли мерцавшими роями тьмы и безвоздушными мини-смерчами тропинки, оставив нам лишь ту, по которой мы шли.
– Так что ты вспомнила? – спросил я.
– Твое поражение в войне между сущностями, – буднично сообщила Леиф.
Мы замолчали. Дождь всё так же уныло продолжал размягчать дорожку, глубже вбивая в нее листья.
– Из-за чего мордобой-то начался? – не выдержал я. – Какая-нибудь дамочка, как обычно, всех лбами столкнула?
– Вот-вот! Мы как раз к такой на чай с гранитом идем! – развеселилась Леиф. – А теперь внимай, объект моих сексуальных притязаний! – Она откашлялась и, набрав побольше воздуха, выспренно продекламировала: – После каждой своей тленной жизни – полной крови, секса и трапез во время секса – ты оставлял на теле человечества неизгладимые следы, которые впоследствии становились легендами о героях, преданиями о доблести и мифами о мужской стойкости в постели! Х-хих-хи-хи! Ой, даже рот свело! А-аы… о!
– Свело рот?! Тебе?!
– Ты же его не стимулируешь сейчас на подвиги и… мифы! Их-хих-хи!
Я несильно шлепнул Леиф ладонью по упругим ягодицам, и она томно закатила глаза.
– Так что, любая такая байка о герое повествует об одном и том же существе – обо мне? – довольно осведомился я.
– Не зазнавайся! О людях тоже есть такие истории.
– Но немножко? – показал я пальцами нечто маленькое.
– Немножко! – сказала Леиф и хитро повторила мой жест.
Каверзный взгляд Леиф почему-то напомнил мне некогда виденный барельеф с Ахиллом, на котором у героя был эстетически аккуратный маленький пенис.
«Да нет же! Просто у греков такая… привычка была!.. – попытался я себя успокоить. – Зараза! Она специально, что ли?»
– Я бы не стал на морозе позировать голым – ни в Греции, ни еще где! – неожиданно выпалил я.
– Тебя что, смущает историческая достоверность твоего «толстячка» в искусстве? – елейно поинтересовалась Леиф.
– «Толстячка»?! – удивленно выпучил я глаза. – Так вот как ты его называешь!
– Не переживай! – звонко засмеялась Леиф. – Для позирования всегда выбирали самого подходящего. Что поделать – такова была мода.
Леиф взяла меня под руку, и идущее от нее тепло необъяснимо проникло сквозь мою одежду, заставив меня покрыться млеющими мурашками.
– Ладно, будем считать, что мое мужское самолюбие умаслено, – заявил я. – И что, неужели эти мои варварские достижения и стали причиной свары?
– Конечно же нет! Это было просто причиной неприязни, копившейся веками. А вот основанием для ее выплескивания послужило кое-что другое, – загадочно добавила Леиф и положила голову мне на плечо.
– Что ты делаешь? Там же мокро!
– И не только там, – недвусмысленно заметила Леиф, пикантно посмотрев на меня.
– Мы же на кладбище! – напомнил я. – Должно быть стыдно!
Леиф залилась невинным детским смехом, а затем пылко поцеловала меня. Ее губы и язык были горячи теплом жизни, и это особенно остро почувствовалось на фоне скорбной серости кладбища.
