─ Лучше бы отцу помог в поле, ─ заворчала женщина. Солнце выловило в её тёмных волосах, собранных в косу, пару седых прядей. Микула тяжело вздохнул и взял её за руку, которая была белой от муки.
─ Там в поле и без меня помощников хватает, ─ заверил её сын, ─ А я у тебя один. Давай пока дрова нарублю, вечером баньку топить-то надо, матушка, ─ весело предложил Микула. Он не любил ходить работать в поле, из-за того что его часто дразнили и поддевали. Что, мол, сложен он был не как остальные мужики. Слишком длинный, слишком худой, да и лицо такое женственное, что можно с девкой перепутать. Ресницы пышные, девушки на деревне завидовали. Локоны кудрявые, румянец естественный и губы пухлые. Микула часто смотрел на свое отражение в реке и не понимал, почему пошёл больше в мать, чем в отца. Тот был как настоящий мужик. Сильный, с бородой и голос словно гром. Не то что у него, писк да и только.
─ Да, дрова на вечер нужны. Да и тебе полегче будет, ─ согласилась мать, забирая у Микулы корзину с грибами. На том они и порешили. Пока матушка готовила обед, топила печь, парень рубил дрова. С топором, как и с ножом, обращаться он умел. Ещё отец учил его обращаться с копьем, но охота парню давалась с трудом. Не любил он зверье лишний раз убивать. Как не любил потом его потрошить. Куда больше ему нравилось вырезать ножом разные фигурки, игрушки детям, али обереги, а ещё делать мебель. Все стены избушки он сам украсил. Из года в год вырезал он на косяках узоры швей, а на стенах лесных животных. Их изба на деревне была второй по красоте. Впрочем, он часто делал и игрушки, и мебель, и оружие другим людям. В их Медверуке только он да дедушка Верерук занимались резьбой. Тот его часто учил. Отец против не был, но Микула видел, что он не одобряет такое его увлечение.
На обед отец пришёл хмырый и уставший. Свалив в углу два топора, он вытерся о полотенце и молча сел за стол. В избушке повисла тяжёлая тишина. Обед был скромен: постные щи, хлеб да грибы. Но их маленькой семье больше и не нужно было. Мясо появлялось на столе только после удачной охоты, а на неё ходил только отец. Обычно в воскресные дни. Микула мог бы и сам охотиться, но предпочитал уединение с природой и её дары. Отобедав, отец отложил глиняную ложку и строго посмотрел на сына.
─ Микула, разговор есть, ─ сурово произнес он. Мальчик, взглянув в серые грозные глаза отца, сразу всё понял.
─ Да, отец, ─ он смиренно отложил ложку в сторону, готовясь услышать худшее. Сердце бешено колотилось от волнения. Нечасто отец с ним говорил. А если и говорил, то либо нравоучал, либо ругал. Микула был уверен ─ ругать его не за что. А нравоучения ─ это мудрость, которую надо слушать внимательно и запоминать. Обычно матушка в такие минуты оставляла их, но в этот раз осталась. Парень сразу заметил её беспокойство, но ничего не сказал.
─ Сын мой, завтра тебе будет уже тринадцать лет. Ты становишься совсем взрослым. Полноценным мужчиной, так сказать, ─ Микула сразу заметил, что и отцу неловко тоже. "Только бы не женитьба", ─ подумал про себя парень. Он ещё не был готов. Все эти свадебные обряды его пугали.
─ Мы с матерью тебе кое-что не рассказали. Ты же помнишь про силу свою? ─ Микула кивнул. Сложно забыть, что умеешь владеть огнём, когда тебя чураются сверстники. Конечно, владел он не так искусно, как какой-нибудь бог, но разжечь костёр вполне мог. А ещё Микула умел говорить с деревьями. И этим он успешно пользовался изо дня в день.
