Хранители семейных историй. Цикл «Пиши как художник» - страница 7




* * *


– Стреляй в бабушку, – шепнул мне на ухо отец.

Я чуть не задохнулась. Идея выглядела фантастически прекрасной и пугающей одновременно.

– А разве так можно? – свистящим от волнения шепотом выдохнула я.

– Можно. Только хорошо прицелься.

Я воровато оглянулась на маму. Такая красивая. Красное платье, белый пояс и широченные плечи. Они внушали страх.

Я, конечно, мечтала о таких же. С такими плечами можно поколотить всех мальчишек в садике, а потом меня бы взяли работать моделью.

Но дедушка сказал, что с ними, того и гляди, может ветром унести в другую страну. Такие перспективы пугали, и мечту пришлось пока отложить. Мальчишки того не стоили.

Мама и плечи смотрели телевизор.

Слева у стола суетилась бабушка. Спиной ко мне.

Хотя внутренний голос подсказывал, что хорошие дети так с бабушками не поступают, но уж папа ей точно зла не желал. Он всегда говорил, что теща – его любимый член семьи.

Поэтому я уверенно подняла руки, покрепче зажмурила левый глаз и… Хлопок!

В воздухе заплясали цветные искры. Затем завыли сирены. А потом я поняла, что завыли вовсе не сирены, а мама с бабушкой.

Хлопушка выпала из рук, а я срочно удрала под стол. В голове крутилась одна мысль. Кажется, я убила бабушку.

Когда суматоха улеглась, и меня вытащили из укрытия, началось следствие. В комнате остались двое обвиняемых. Маленькая девочка в костюме Снегурочки и маленький мальчик в костюме Папы. Судьей объявили дедушку, а мама и бабушка удалились в спальню для снятия телесных повреждений.

Я стояла, закрыв глаза. Вернется мама, и нам с папой вынесут приговор.

Наконец, она вошла:

– У мамы синяк.

– Где? – голос дедушки.

– Ну… – нерешительная пауза, – на попе.

Вдруг зазвучал смех. Дедушка смеялся все сильнее. К нему присоединились папа и мама. В спальне смеялась бабушка.

Хохот стоял такой, что звенели хрустальные бокалы на столе. Дребезжали стекла серванта. Звенели подвески на люстре. Вся квартира резонировала от смеха.

Я резко открыла глаза.


Передо мной все еще была пустая серая гостиная.

И только подвески на люстре тихонько плакали.

Дзинь. Дзинь.

Я глубоко вдохнула, чтобы справиться с наваждением. Снова прислушалась.

Часы на кухне продолжали выводить сердечный ритм. Их мерный гипнотический стук погружал все глубже. К следующему воспоминанию.

Прячусь у бабушки на кухне.

Кружка в мелкую трещинку. Холодный чай. Старые часы словно подволакивают ногу.

Шарк-шарк. Шарк-шарк.

Мне 27. И я прячусь у бабушки на кухне, потому что дома бушует скандал. Я развожусь.

В коридоре бабушка разговаривает с мамой по телефону, и даже отсюда слышно ее возмущение, которое рвется из трубки. Можно легко представить, что она говорит:

– Так нельзя! В нашей семье никто не разводился! А о ребенке она подумала?

Папин голос чуть тише, но тоже прекрасно различим:

– Кому она будет нужна? Что скажут люди?

– Что-что? Что-что? – тихо спрашивают часы.

Кажется, что у нас с кружкой на столе много общего. Я тоже изнутри покрыта мелкими трещинками. Меня тоже наполняет что-то холодное.

Бабушка с дедушкой молча зашли на кухню. Он сел рядом. Она отвернулась к раковине. Часы затаили дыхание.

– Знаешь, что я тебе скажу, Ксюша? – бабушкин голос решительный. Твердый.

– Что-что? Что-что? – снова раздалось над ухом.

Она обернулась и сурово посмотрела мне в глаза:

– А я бы с ним тоже развелась. И матери твоей сказала, что нечего тут ерундой заниматься. Подумаешь, экая беда. Ну, чего ревешь? Лучше бы пирог достала из холодильника. Лёва, налей горячий чай. Этот совсем простыл.