– Кирилл как-то назвал ее Хранительницей, – как бы между прочим заметила я. – Откуда это прозвище?
Вера метнула на меня странный взгляд, а затем снова преувеличенно внимательно занялась тестом.
– Так из-за помощи и называли ее так, – пояснила она. – Она тут вроде как охраняла всех.
Я ей не поверила. Определенно было еще что-то, чем Агата заслужила такое прозвище.
Ничего важного Вера не рассказала и о местных суевериях. Большим прогрессом мне показался уже тот факт, что она в принципе не уходила от разговора. Рассказала, что в Востровке верят и в Бога, конечно, в церковь ближайшую ездят на большие праздники, но при этом и нечисть не забывают. Из ее путанных рассказов я поняла, что это те же существа из славянской мифологии, которую все мы поверхностно изучали в школе на уроках истории, но немного видоизмененные. В этом не было ничего удивительного, ведь для каждой местности всегда были характерны собственные верования.
– А вы сами видели эту нечисть? – поинтересовалась я.
Вера качнула головой, не отвлекаясь от теста.
– Не дано мне.
– Вы же знахарка.
Вера вскинула голову, будто пыталась понять, на самом ли деле я верю в ее знахарские способности или же сказала это с сарказмом.
– Мне староста говорил, – пояснила я, по-прежнему стараясь выглядеть невозмутимо.
– Травы я знаю, – сдалась Вера. – Лечить ими умею. Моя бабка молитвами отчитывать умела: испуг снимала, в родах помогала, но мне это не дано. Только умения наши никак не связаны с тем миром, поэтому и не видим мы их, как и обычные люди. Старики говорят, что простые люди могут увидеть нечисть лишь иногда, краем глаза. Вот вроде как смотришь прямо в угол – пусто, нет ничего. Но стоит перевести взгляд в сторону, как начинаешь замечать, что нет, шевелится в углу что-то. Домовик может, или Воструха. В лесу также: наклонишься за грибом или ягодой и чувствуешь, что сзади есть кто-то. Не поднимаясь, голову чуть повернешь, и точно: краем глаза замечаешь, как дерево с места на место переходит. Лесун это, следит, значит, за тобой, наблюдает.
Рассказы ее казались мне жуть какими интересными, но увы, послушать долго не удалось: проснулась Юлька.
Сестра выглядела бледной и уставшей, будто не спала ночью, а вагоны разгружала, но от всех моих вопросов отмахивалась, говорила, что все нормально. Лишь когда я напрямую спросила, болят ли у нее ноги, нехотя ответила:
– Ну может, и немного сильнее болят, чем обычно.
– Почему не сказала раньше? – нахмурилась я.
– Зачем тебя тревожить? У тебя и так столько забот с этим домом. А у меня ведь ничего серьезного, все как обычно. Погода поменялась, вот я и страдаю. Не переживай, скоро пройдет.
Я лишь вздохнула. С обустройством дома совсем забросила Юльку, вот даже в ее словах сейчас почудилась обида. Юлька ведь такая, никогда не скажет прямо, не хочет навязываться и выглядеть несчастным инвалидом, но только сейчас я поняла, что все это время могла невольно обижать ее. Мне доступны такие места в усадьбе, куда не может пойти она. Я спускаюсь в подвал, брожу по флигелям, исследую парк и лес, а она сидит в доме и выезжает в сад. И все ее общение здесь – это Кирилл. Даже Вера вечно занята делами, не до бесед ей. Кирилл, безусловно, приятный, но Юлька любит компании.
Я поцеловала ее в макушку и заглянула в глаза.
– Ты мне всегда будешь важнее всех домов, – заверила я. – Обещаю уделять тебе больше внимания. Например, сегодня я собираюсь заняться разбором документов, и если ты мне поможешь, я буду счастлива.
