— Мне сказали, вы ищете работу, — решив не обращать внимания на неприветливый тон, спокойно продолжила я. — А мне как раз нужна кухарка.
— Чтой-то я вас не знаю. Вы ктой такая будете?
— Александра Эйден, из Уинтона. Я снимаю Бузинный коттедж.
— Бузинный? — переспросила Ру, и ее глаза заинтересованно блеснули. Правда, она тут же снова сердито насупилась, неприветливо посмотрела на меня и строго произнесла: — Шесть дьертов, стол и комната, в недельник — выходной.
— Договорились.
Я кивнула, а Ру поспешно добавила:
— И полдьерта вперед. Иначей не приду.
На последних словах ее голос дрогнул, а руки, скрещенные на груди, сжались еще сильнее.
Я присмотрелась к грошчанке внимательнее. Юбка чистая, но поношенная, с искусно вшитыми латками, каблуки черных башмаков сбиты, фартук, хоть и аккуратный, но изрядно выцветший.
Молча открыв кошелек, протянула Ру монету и спросила:
— Сможете приступить прямо сейчас?
Ответить женщина не успела.
— Ты когда за жилье платить собираешься, шелупонь грошчанская? — послышался визгливый голос, и я увидела высунувшуюся из окна соседнего дома темноволосую толстуху. — Смотри, если к вечеру деньги не принесешь, выкину на улицу со всеми пожитками.
Ру вскинулась, глаза ее гневно сверкнули, она уже собиралась ответить, но покосилась на зажатую в руке монету и молча пошла к окну.
— Возьми, — ткнув полдьерта толстухе в руку, твердо сказала она.
— Что ты мне тычешь? Разве это деньги? Я тебя спрашиваю, это деньги?!
Толстуха высунулась из окна едва ли не по пояс, продолжая кричать на Ру, и я не выдержала.
— Сколько вы должны? — спросила у грошчанки.
— Шесть дьертов она мне должна! — не давая ей ответить, повысила голос толстуха. — Два месяца уже не платит, шелупонь пришлая! Вот знала же, что нельзя с чужаками связываться, так нет, пожалела несчастную, пустила. А она платить и не думает. А мне что, деньги с неба падают? Налоги плати, за уголь плати, за дрова плати, — все сильнее расходилась женщина, и я поняла, что пора прекращать это представление.
— Вот, возьмите, — протянула сердитой толстухе пять с половиной дьертов и повернулась к Ру. — Собирайте вещи, мы уходим.
Та недоверчиво зыркнула на меня своими зелеными глазищами, потом молча кивнула и едва не бегом бросилась к двери. А уже спустя несколько минут вышла из дома с парой перевязанных узлов и большой чугунной сковородкой.
— Оной самая лучшая, — заметив мой взгляд, пояснила Ру, и я согласно кивнула. Лучшая, так лучшая. Лишь бы готовила хорошо.
— Идем, — позвала я Ру и направилась к перекрестку.
Грошчанка, легко закинув узлы на спину, припустила за мной.
***
Дом встретил нас грохотом. Не успели мы с Ру войти, как нам под ноги упала швабра, а следом раздался рассерженный возглас Мэри.
— Стой, окаянная! Куда? — бубнила служанка, скатываясь по лестнице. — Ох, денек, все одно к одному! Ой, госпожа Эйден, — увидев меня, смутилась Мэри. — Вы уже вернулись?
Она с любопытством покосилась на застывшую за моей спиной грошчанку и тут же вскинула голову, приняв независимый вид.
— Мэри, это Ру, кухарка. Проводи ее в комнату, а потом покажи кухню и помоги освоиться.
Я не стала слушать заверений служанки, что она все сделает в лучшем виде, и поднялась к себе. А в спальне подошла к окну и задумчиво уставилась на соседний дом. Было в нем что-то, что привлекало внимание. То ли стиль эпохи регентства, в котором он был построен, то ли окна, черными провалами глядящие на улицу, то ли ощущение скрываемой в его недрах тайны.
