Говоря откровенно, нынче Хобден был изгоем.
И тут тоже постарался Риджентс-Парк. Когда-то Хобдена печатали во всех этих изданиях, однако спецслужбы положили этому конец. И вот теперь он сидит по утрам в кафешке «У Макса» и выслеживает свой заветный эксклюзив… Так бывает, когда напал на след: кажется, что все остальные тоже идут по тому же следу и что твоему эксклюзиву угрожают конкуренты. А если в деле замешаны спецслужбы, этот риск возрастает вдвое. Но Хобден не дурак. В его записной книжке не было ничего, что было бы недоступно из открытых источников: когда он перепечатывал свои выписки, сопровождая их собственными догадками, он всегда сохранял их на флешку, чтобы жесткий диск оставался «чистым». А на тот случай, если чьи-то шаловливые ручонки все-таки попробуют добраться до флешки, у нее есть близнец-фальшивка. Параноиком он не был, но и дураком тоже. Прошлым вечером, бродя по квартире и томясь ощущением, что упустил что-то из виду, он перебирал в уме непредвиденные встречи, случившиеся в последнее время, незнакомцев, вдруг заводивших с ним разговор, но так и не смог вспомнить ничего странного. Затем он перебрал другие встречи: с бывшей супругой, с детьми, с бывшими коллегами и приятелями, но и среди этих встреч ничего не обнаружилось. Единственным местом, где ему желали доброго утра, было заведение Макса… Упущенным из виду чем-то, как он в конце концов сообразил, оказался не вынесенный вовремя мусор.
– Прошу прощения?
Голос принадлежал рыженькой красотке за соседним столом.
– Я говорю: «прошу прощения»?
Оказалось, она обращалась к нему.
* * *
Рыбные объедки. В последнем из «прожекторных» свертков были рыбные объедки. Не кости и головы, свидетельствовавшие бы о кулинарных амбициях журналюги, а заскорузлые куски кожи и кляра вкупе с обугленными кусочками жареной картошки, свидетельствовавшие о не слишком высоком пошибе его местного заведения «навынос».
Ривер рассортировал практически всю эту дрянь, но не обнаружил ничего инкриминирующего. Даже липучки-напоминалки, аккуратно им расправленные, оказались всего лишь перечнями покупок: яйца, чай, сок, зубная паста – исходные ингредиенты всего бардака. Картонная обложка пружинного блокнота оказалась именно что обложкой: внутри не сохранилось ни страницы. Ривер провел подушечками пальцев по поверхности, на случай если остались оттиски написанного, но ничего не ощутил.
Над головой раздался глухой удар в потолок. Излюбленный Лэмом метод вызова.
В здании они теперь были не одни. Восьмой час на исходе; входная дверь открывалась еще дважды, а ступеньки на лестнице дважды проскрипели свою обычную здравицу. Инициатором звуков, затихших этажом ниже, был Родерик Хо. Обычно Хо приходил первым и часто уходил последним, а чем он занимался в промежутке, было для Ривера загадкой. Судя по количеству банок из-под колы и коробок из-под пиццы, окружавших его рабочее место, Хо возводил крепость.
Следующие шаги миновали этаж Ривера и, значит, принадлежали Кэтрин. Фамилию ее он вспомнил не сразу: Кэтрин Стэндиш. Но ей бы больше пошло Хэвишем. Неизвестно, как насчет подвенечного платья, но паутина была бы ей к лицу.
В потолок снова бухнуло. Будь под рукой швабра, он бухнул бы в ответ.
Дерьмище тем временем кочевало по кабинету. Сначала оно удерживалось в границах предоставленной территории, обозначенной расстеленными газетами, однако теперь расползлось и уже покрывало изрядную часть Сидовой половины. Тогда как смрад вообще демократично расплылся по всей комнате.
