«Но как же ты умудрился к брату не зайти? Не посетить? Не забрать его вещей? И не ври мне, что ты ничего про Володечку не знал!» Этот разговор ротмистр вёл со своим племянником с тех самых пор, потом разговор сам собой затих, и теперь возобновился при таких неожиданных обстоятельствах.
«Ну, щас я до тебя доберусь!» – зло думал ротмистр, а на самом деле наслаждался и даже подставлял лицо, потому что ветер смягчился, по крайней мере ему, закутанному в плед уже было жарковато. Он освободился от пледа и оглянулся по сторонам.
Несколько раз он был в Сигулде проездом и слышал про местные красоты и думал о том, что было бы прекрасно попасть сюда просто так, просто в за́мок, просто посмотреть, поглазеть, а ещё бы здорово с женой, детей у них не было.
Ротмистр вытащил часы, было девять утра.
«Если всё по распорядку, то они уже должны позавтракать и вести с личным составом занятия!» – подумал Быховский, ему стало скучно, он закрыл глаза и то ли думал, то ли дремал. Ему так не хватало времени остаться со своими мыслями и воспоминаниями наедине, просто вытянуть ноги к камину, на худой конец к печке, запахнуться в широкий халат, натянуть по самые брови ночной колпак и держать рядом с собой рюмку хереса, можно даже не пить, но рюмка должна быть, она должна стоять и охранять его покой и возможность думать, пока он будет смотреть на огонь.
– Ваше высокоблагородие…
Ротмистр вздрогнул, авто стояло, шофер уже выскочил и держал открытой дверцу.
Ротмистр мигнул бровями и почувствовал конфуз оттого, что он собирался ещё на подъезде к Сигулде свернуть и сбросить под сиденье слишком яркий плед, но задремал, а его уже встречают.
Жамин, когда авто заехало на плац и давало круг, сидел в седле. Рядом с поручиком Смолиным, который сегодня пересел на чистокровного каракового жеребца. Строптивого гунтера ещё объезжал англичанинберейтор гдето на окраине Сигулды.
Когда ротмистр поставил левую ногу на прибитую землю плаца, поручик и Жамин соскочили, поручик скомандовал «Смирно!», Жамин крикнул «Смииирна!», и ротмистр замахал на них руками:
– Вольно, господа, вольно, чего кричатьто, не на Царицыном лугу.
Поручик был одет в полевую фуражку и всё полево́е для строя. Он замер, приветствуя жандармского ротмистра, ротмистр сам двинулся к нему на мягких, затёкших ногах и чтото странное сделал руками – подхватил поручика под локоть и повлёк его к авто.
Жамин не понял.
А поручик вдруг, совсем по-родственному, стал помогать ротмистру снова сесть на заднее сиденье и сам сел рядом и только в последний момент повернул голову и крикнул:
– Вольно!
– Воольно! – скомандовал Жамин и не знал, что делать, но быстро сообразил, что сейчас ктото когото украл прямо на глазах: то ли ротмистр украл поручика, родственник, что ли, то ли поручик украл ротмистра…
«Точно родственник! Они ведь все промеж себя родственники!» – дотумкал, как говорили казаки, Жамин, но это было уже не его дело.
Он вызвал подхорунжего, велел продолжать занятия, наблюдал до самого обеда, а когда отряд повели в казарму, не дождавшись начальства, поехал на квартиру.
Жамин ехал и вспоминал замечательный вчерашний вечер.
Немного шумело в голове после лишнего коньяку, который услужливо подливал денщик поручика. Какимто странным «йезом» всё время поддакивал англичанинберейтор и хохотал, как казалось Жамину, невпопад, а поручик хвалил всё, что бы ни сделал Жамин, и всё, на что падал взгляд поручика. Играли на квартире Жамина. В конце игры поручик похвалил выдержку прапорщика, его офицерское поведение и, хотя Жамин видел все шулерские повадки Смолина, он был так польщён, что гвардейский офицер сел играть с ним, Жаминым, в офицерскую игру «штос», что легко, безо всякого для себя расстройства, проиграл двести рублей.
