Хроники Белого Тигра - страница 16

– Я завораживаюсь самопишущимися картинами! В другой жизни я бы, наверное, занялась изучением и созданием подобных артефактов! – Гле́нда провела тыльной стороной ладони по треноге, на которой примостился чистый холст, заприметив боковым зрением, как весёлый фруктовый исполин, примостившись шагах в двухста, принялся выплетать из собственных прутиков лукошко.

– Эта картина запомнит всё: она станет беспристрастным очевидцем, зафиксирует эмоции, а сие, собственно, самое важное, ибо читать о событии – одно, а являться его участником – совсем другое! – парень знал, что сейчас самопишущаяся картина габаритами чуть меньше, чем его заплечная сума́, но при необходимости просмотреть детали, она способна увеличиться до размера кроно-дома.

– Сколько… – девушка запнулась, увидев вихрь в половину своего роста, по форме напоминающий песочные часы, – сколько событий можно нанести на один холст?

– Пятьсот, – Теко́ убедился, что тренога надёжно сцеплена с землёй, и, воззрившись на порывистое круговое движение ветра, прокомментировал явление, бывшее для Гле́нды в новьё. – Сия ветряная “воронка” есть признак того, что границы времени меняют структуру.

Белая тигрица открыла тканевую суму́, что составляла её поклажу, и резко замахала руками:

– Да отстань ты от меня!

– Не обижай малыша, – ухмыльнулся молодой силач. – Эта подвижная штуковина – листик-мимикрия. Пощекотал тебя немного, а сейчас полетает, чтобы размяться, и вернётся. Он поможет нам укрыться от человеческого взора.

– Листик? Размером с походную палатку? Как ты умудрился его так компактно упаковать? – Гле́нда, разведя руки, шокировано наблюдала за бурно носящемся по лесу “отрезом ткани”.

Тигр не мог упустить шанс блеснуть эрудицией перед чрезвычайно сильно нравящейся ему девушкой. Оказывается, свойство мимикрии ещё пару лет назад приписывалось исключительно насекомым и в крохотной степени животным, пока “громадный молодчик с мозгами”, как прозвали Теко́ профессоры из учёного совета, не вычислил дерево с листиками-мимикриями. Парень забубенил целое расследование, на кое его вдохновили резко меняющаяся численность древесных обитателей в проведываемых им лесах и фруктовые бегуны. Возникла мыслишка, что передвигающихся исполинов больше, нежели один вид. Белый тигр практически без сна провёл неделю в месте, где он обнаружил подозрительную убыль и прибыль древ. Умение терпеть короткий дискомфорт сторицей окупилось, и натуралист подстерёг целый “корненожный отряд” размером с полстадиона, семенящий мелкими шажочками. Хитрецы пригнули кроны, став чуть ниже, чем основной массив, чтобы издалека не было видно их передвижения, выстроились в рядок и примкнули к местному лесу. Они идеально скопировали манеру роста новоиспечённых соседей, а затем махом сменили облик, став близнецами здешних старожил. Больше всего тайного наблюдателя поразили листья, которые точно парашютики-хамелеоны окаймляли ствол. Каждый лист – это не отдельно стоящие листочки, а широкий кусок материи, обладающий способностью к мимикрии, то есть талантом принимать облик и форму части кроны. Теко́ выяснил, что отличить копию от оригинала возможно лишь при ближнем и дюже дотошном рассмотрении. Деревья перебегали с места на место целым гуртом. Перемещение они всегда начинали внезапно. Движения стволов были скорыми и ловкими. В общем, отследить или хотя бы спрогнозировать путь сих исполинов являлось абсолютно нерешаемой задачкой. Мимикряшки делали то, что хотели. Пожелалось “переехать в другой лес”? Раз! И готово! Присутствие своё белый тигр выдал мимикриционным деревьям нечаянно, ляпнув вслух: “Древа-то прям, как я! Легки на подъём!” Несколько крон резко повернулись к нему, уставив ветви, точно руки, в боки. Один исполин озорно зашелестел и даровал Теко́ листик-мимикрию размером, как точно подметила Гле́нда, со вместительную палатку.