По вечерам орч развлекались на арене, то и дело мы слышали о выносе очередного тела, а то и двух тел – иногда выходили два на два, это называлось тагат. Несколько раз и мы с Айлилем принимали участие в этих развлечениях… Иногда, чтобы не сойти с ума, хотелось просто идти и драться на арену, или даже может быть, хотелось чтобы всё скорее закончилось. Потому что к нашим обычным занятиям боевыми искусствами добавились новые уроки – уроки медицины и чёрной магии.
Медицину изучали все, а чёрную магию те, кого готовили стать офицерами. Меня начали готовить к званию.
Когда дело касалось заговоров на оружие, исцеления ран, и тому подобных вещей – проблемы не было, но настоящая морзагская магия требует жертв, и это означало, что я откажусь. Там, вдали, на севере, возвышаются пепельные пики Драггварга – жуткой горы, чьи вершины иногда начинают светиться зловещим красным огнём, и говорят, случается это перед большой бедой. Каждое утро я, выходя из башни, смотрела в ту сторону и ждала…
Я шла к неминуемому концу, уже очень скоро – я это чувствовала, я упрусь в тупик, из которого не будет выхода. Ведь под несуществующим небом и Безымянной Звездой, никогда я не переступлю черту, за которой не станет фейри, живой моей души, способной сострадать и любить. И тогда тень Драггварга упадёт на меня и за мной придёт ДО.
И ДО пришёл. Дуэли и мои мысли сделали своё дело, однажды ночью за мной пришли.
Меня привели в подземелье, где содержались узники и отступники, и я даже не знала, и никогда не узнала до конца, что именно там происходило. Несколько ступенек во тьму завершили мой путь в камеру. В камере было темно совершенно, ни единого источника света, ни звука, ни дуновения воздуха не улавливалось. И всё же, это был мир живой и враждебный, опасность источали сами стены, а спёртый воздух хранил в себе запах крови. Тьма же наоборот казалась защитой, в неё можно было укутаться и ждать.
– Мэй, на выход! – скомандовал голос из неожиданно вспыхнувшего красным светом проёма. И меня провели по узкому каменному коридору в комнату, освещённую тремя мрачно пылающими факелами. Там сидел орч, без доспехов и без оружия, закутавшийся в ржаво-коричневый плащ. Он посмотрел на меня ничего не выражающим взглядом белёсых, почему-то, глаз, – явление для орч необычное, и сказал:
– Ты ценная самка, и ты участвуешь в шикас. Знаешь ли ты во что нам обходится твоя драная сучья шкура? Сколько лет потрачено на то, чтобы воспитать тебя достойно и научить жить, привить тебе благородные качества орч, и выбить, вытравить из тебя всякую эльфийскую мразь?
– Накажите тех, кто присылает мне метки, а не меня, – ответила я с напускной уверенностью, и стараясь не думать о том, за что я действительно боюсь ответить.
– Я не спрашивал твоего совета, но вижу по твоей наглости, что в тебе ещё слишком много эльфийской крови. Не выпустить ли мне лишнюю сейчас, к примеру в эту миску? – указал он на глиняную миску, стоящую на столе.
Я посмотрела на миску, сморщив нос.
– Десять шикас – десять суток ареста, проговорил орч в коричневом конвоиру, и хлопнул жёсткой ладонью по столу так, что миска на столе чуть подпрыгнула.
