– Значит, это была не она, – разочарованно протянул Евген.
Лицо его окатила тёмная волна печали, парень съёжился, поник, и мне его стало очень жалко:
– Не грусти, Евгенчик, все узлы когда-нибудь да развязываются, а если нет, то Гордий давно подсказал идеальный выход!
– Это ещё кто такой? – волну печали с лица Евгена смыла волна любопытства.
– Это мифологический персонаж, – пояснил Женька, попыхивая дымком, – он узлы не развязывал, а разрубал.
– Ну и правильно, – одобрил Евген, – чего с ними возиться!
– Правильно, конечно, только вот верёвочку потом как свяжешь?
– Да чего её связывать, мало этих верёвок, что ли?
– А если эта верёвочка – судьба?! – выдохнул с горечью я.
Евген непонимающе посмотрел на меня, после перевёл взор на Женьку:
– Чего это он?
Но я не дал Женьке ответить:
– Да ничего, всё хорошо! Ты мне, Евгенчик, скажи только одно: где ты углядел целую стаю белых «девяток»?
– Да не знаю я, Серж, но мне показалось, что там их так много!
– Ага, и во всех находятся голубоглазые девушки! – ухмыльнулся Женька.
– Я даже и не успел разглядеть, кто там в машине. Я, как только увидел эту «девятку», сразу же помчался, чтобы порадовать Сержа!
– И тебе это удалось бесподобно. Спасибо, Евген! – поклонился я и приложил ладонь к груди.
– Кстати, а где пирожки? – вдруг вспомнил Женька. – Только не говори, что ты их все сожрал от радости!
– Да я как-то и позабыл о них.
Женька снял очки и поднялся с кровати:
– Прошу всех встать по стойке «смирно»!
Мы с Евгеном, ничего не понимая, поднялись.
– Серёга, запомни этот день и запиши дату в свои анналы. Я думаю, что больше такого чуда не случится.
Я умею мыслить и логически, и абстрактно, и, если необходимо, абсолютно алогично, но проникнуть в логику Женькиных инсинуаций мне не удалось. А тот, видя наше полнейшее недоумение, и испытывая от этого радостное превосходство, торжественно объявляет:
– Сегодня, в первый и, наверняка, в последний раз в жизни Евген забыл про еду! А это значит, что не за горами апокалипсис или, на худой конец, – коммунизм!
– Нет, ну откуда только привозят эту гадость?! – выплюнул Евген, войдя в комнату и плюхнувшись в изнеможении на своё ложе.
– Чем ты опять недоволен? – оторвал взор от книги Женька.
– А всем!
– Это понятно, но чем конкретно?
– Вода тут какая-то… – Евген напрягся, подыскивая походящее слово, и его физиономию разукрасили полутона разумности.
– Здрасьте, – я с наслаждением оторвался от изучения компьютерных премудростей и развернулся к Евгену. – А вода-то чем тебе не угодила?
Но тот, совершенно не слыша меня, наконец-то отыскал заветное словечко и, разведя в стороны руки и склонив голову набок, вывалил его нам:
– Ненастоящая!
– Ненастоящая? – теперь уже Женька завалил башку на плечо и приподнял очки над глазами. – И какая же она?
– Вероятно, недостаточно мокрая, – высказал я гипотезу. – Или слишком влажная?
Евген лишь тонко ухмыльнулся и посмотрел на меня, как на выпускника дурдома, но после, тоном Ноя, отмотавшего девятисотлетний срок жизни, пояснил:
– Эта вода, Серж, не смывает мыло!
Женька опустил очки на переносицу и, теряя интерес к беседе, вновь принялся за чтение.
Я же, обладая кое-какими остатками знаний школьной программы по химии, решил объяснить Евгену странности нашей воды:
– Тут всё очень просто. Вода эта скорее всего речная, а поскольку реки здесь не родниковые, а верховые, то и влага поступает в них в виде осадков. Ну, а осадки, как тебе хорошо известно из школы, – это проходят в третьем классе, там ты должен был учиться! – это водичка дистиллированная.
