В бригаде Фёдорыча были только правильные Сапоги. Сашка же работал у Палыча, из чего я сделал правильный вывод, что и его бригада тоже здесь. Ещё в бригаде Палыча присутствовал Пилял – это был представитель горного народа на крайнем севере. Вообще-то он был карачаевец и жил не совсем высоко в горах (у подножия), но зато нарзан протекал почти что у его постели, так же, как у наших постелей иногда протекают ручейки канализации.
И Пилял не замедлил с появлением:
– О, Серожа! – подошёл он ко мне и принялся по горскому обычаю обниматься.
Тут же нарисовался и Палыч:
– Ты чего-то поздно, Серёга, сломался, что ли?
– Да, сломался, – с тоской в голосе произнёс я, – сломался и, наверное, уже никогда не починюсь!
– Так что, баня отменяется?
– Нет, баня не отменяется, отменяется счастье!
Пробормотав эти слова, я тут же прочитал возможные мысли ребят, с недоумением уставившихся на меня. Мысли были интересны и оригинальны, но, в большинстве своём, сводились к медицине. Мне стало неловко за свою слабость и, тряхнув головой, я сказал бодрым голосом, пытаясь прогнать хандру:
– Ничего не отменяется! Всё отлично, пацаны! Где там наш доблестный Фёдорыч? Поехали!
– А его нет. Он пошёл в душ, – плеснул мне в лицо бальзамом Палыч.
– Куда?
– В душ. Тут, на дэнеэске, у него знакомые. Он сказал, что с нами не поедет, а сходит к ним в душ.
Боже мой, но мне стало так стыдно, что одно это маленькое известие почти прогнало моё непоправимое горе!
Мы выехали на шоссе и через минуту были у перекрёстка, от которого шла дорога на дожимную насосную станцию, куда пошёл мыться наш дорогой Фёдорыч. И мы все бросили сочувственные взгляды, обращённые знакомым Фёдорыча, которым выпала честь принимать его. Но взглядам этим не суждено было долететь до адресатов, они вернулись к нам быстрее самых быстрых бумерангов самых искусных аборигенов: на перекрёстке маячила невысокая фигура, увенчанная весёлой физиономией, обрамлённой всклокоченной рыжей бородкой. Я обречённо нажал тормозную педаль.
– Здорово, Серёга! Рад тебя видеть! – выдохнул Фёдорыч. – Какое счастье, что я не опоздал!
– Ну и ничего особенного в этом вашем Фёдорыче я не заметил, – разочарованно выдавил Евген, когда я, отвезя добела отмытых изыскателей в их балки, вернулся назад.
– Интересно, – пожал Женька плечами, засовывая в рот очередную дымящуюся «соску», – а что ты хотел заметить?
– Не знаю, но вы тут наговорили столько ужасного!
– Неправда, – стряхнул Женька пепел с сигареты мимо баночки-пепельницы. – Никаких ужасов мы тебе не вещали.
– Да-да, об ужасах не было и намёка, – поддержал я бригадира, – а вот юморного в жизни Фёдорыча происходило немало!
– Да? – оживился Евген. – Так расскажите!
Женька потушил окурок и достал новую «соску»:
– Что ж, послушай.
Выноска первая,
доказывающая, что Фёдорыч – человек-легенда!
Ну нету никакого зла и ужасов в нашем Фёдорыче! Совсем наоборот. С ним интересно общаться: он много знает, умеет достаточно занимательно рассказывать. Он может прекрасно организовать быт – особенно для себя. Он может заставить работать, опять же для себя, даже тех, кто к этой работе не имеет ни малейшего отношения, и они будут работать так, как будто этот труд – дело всей их жизни!
Однажды бригада Фёдорыча производила съёмку линии электропередач. Дело было зимой, но температура – ноль, поэтому снег жизнерадостно прилипает к лыжам, и они весят не меньше танковых гусениц! И вдруг Фёдорыч находит пункт геодезического обоснования и решает к нему привязать ход, хотя это и необязательно. Но если он решил – амба! Только вот проблема: как докопаться до центра пункта, который находится не только под метровым слоем снега, а ещё и ниже уровня земли? И здесь, на счастье Фёдорыча, но на свою беду, с ближайшей просеки выруливают два трелёвщика, возвращающиеся с дальних делянок после тяжелейшего трудового дня. Фёдорыч мгновенно загорается радостью. Он лихо и уверенно тормозит один из тракторов, залезает на гусеницу, и все слышат его высокий крик, заглушающий рокот мотора:
