Хроники Ландвика. Тёмные времена - страница 7

Не помня себя, я рванул обратно в горы, туда, где под холодным небом коптился чёрный, бездымный огонёк. Только на месте, которое я покинул, около часа назад, лежал толстый слой пыли, а круглый камень, служивший колдуну стулом, рассыпался в прах.

Я орал до хрипоты, стараясь перекричать ветер, но ответом мне служили лишь насмешливые крики ночных птиц. После нескольких дней безрезультатных поисков, отчасти из за того, что силы почти покинули меня, я всё же вернулся домой, где мне едва не перегрыз горло собственный пёс.

Глупое животное, должно быть обезумело от голода и одиночества, подкравшегося к нему с нашим уходом, а может его пронял запах трусливой подлости, сочившийся из моих пор, берёзовым соком. Я зарезал пса ножом, хранившимся в голенище и в его последнем взгляде, обращённом ко мне, застыл справедливый укор.

Перед лицом Богов, я обрек себя грязным животным, не помнящим чести, а в его собачьем сердце оказалось гораздо больше человечности, чем во мне. Я не мог более оставаться в пустом доме, где даже стены нашептывали мне о мучениях, которым я подверг близких мне людей, и о том, что моей шее самое место в объятиях петли.

Я слонялся от дома к дому, заглядывая в окна и воруя кур, пока мои действия не обрели чёткой цели, я решил отыскать Хозяина Гор и вогнать несколько сантиметров серебра в его почерневшее сердце. Я бы нашёл там верную смерть, но предки в Чертогах Вечности, не упрекнули бы меня в трусости, а ныне живущие глядишь вновь стали бы называть детей моим проклятым именем. Только лживые слухи расходятся быстрей ветра и вести обо мне достигли самого короля, чей благородный дух был справедливо возмущен моими деяниями и тем же днём ваш скромный слуга, был заочно приговорен к казни, через повешенье.

Моим чаяньям уже не суждено сбыться и те несколько рассветов, что мне остались, я встречу с глубокой, душевной болью, от которой меня спасёт лишь петля.

– Я не жду, что мои слова станут оправданием или спасением для моей собственной души, но тешу себя блаженной надеждой висельника, что они могут спасти жизнь кому нибудь другому, быть может, ещё более обреченному, чем я.

Харл замолчал, и по взгляду его помутневших глаз было понятно, что воспоминания унесли его, гораздо дальше, чем может увести людей самый искусный оратор, в те закоулки разума, куда не могли забраться призраки прошлого. Зарождающийся день, обещал принести массу сюрпризов.

Несмотря на то, что большая часть континента приняла Чогот, в качестве основного языка, в Шакатане ещё можно повстречать места, сохранившие свои исторические имена. Это вполне можно было сказать и о горной цепи Шапаллох, что в переводе с древнеэльфийского, трактовалось не иначе как Вечные Горы.

Недаром горы носили своё зычное имя, ибо они выглядели старыми ещё на заре человечества, когда первые люди Шакатана поклонялись Богам, населявшим, их белоснежные пики. Некоторые из вершин, вздымающиеся над высокогорным ландшафтом действительно могли показаться величественными столпами, подпирающими грозными небеса.

У людей короткая память и никто уже достоверно не помнил, кто из королей первым заложил славную традицию ссылать неугодных «в горы на тартуры», но с тех пор утекло много воды и «турские каменоломни», обросли собственной историей.

Если когда-то Вечные Горы и были щедры к людям, то те счастливые дни давно миновали, и несчастным узникам приходилось вгрызаться в суровый гранит, проникая в тёмные недра глубже и глубже, пока драгоценная жила не блеснет при тусклом свете масляной лампы и суровый надсмотрщик не разрешит сделать перерыв.