– А! Козёл! – выкрикнул нападавший и сходу попытался пнуть Юру ногой в живот.
Юрка инстинктивно уклонился от удара в сторону и, захватив рукой ногу противника прямо под пяткой, дёрнул её вверх что было сил. Парень по инерции пролетел вверх и немного вперёд и шлёпнулся спиной, а затем ударился затылком о деревянный настил танцплощадки.
– Твою мать! – закричал он, корчась на земле от боли.
– Нормально, чувак! – крикнул Юре кто-то в ухо. – Дай я!
С этими словами кулак соседа врезался в физиономию очередного нападавшего, а потому из разбитого носа мальчишки пошла кровь, и он, схватившись обеими руками за лицо, тут же присел на корточки.
– Пусти! – этот крик привлёк внимание всех дерущихся.
Один из мальчишек решил изобразить нечто умопомрачительное из техники рукопашного боя и разогнался для прыжка. Только вот удар ногой в прыжке с разбегу у него не получился, а его полёт скорее напоминал финт «ножницы», который используют начинающие прыгуны в высоту, чтобы преодолеть установленную планку. Приземление тоже было неудачным: опорная нога скользнула вперёд, и парень упал прямо под ноги торжествующего неприятеля. Потом беснующаяся толпа, воодушевлённая красочным падением ненавистного врага, с упоением его топтала, пока не подоспела помощь. А потом этот акробат, весь в синяках, ссадинах и кровоподтёках, рассказывал собравшимся вокруг него барышням, как он в одиночку прославил гордое имя «Слобода», расправившись с целой толпой ненавистных центровиков, и как те с позором бежали, испугавшись его звериных прыжков и отточенных до автоматизма ударов ногами. А позже он гордо шёл по городу в сопровождении двух самых красивых девушек, сияя от счастья и помогая освещать путь заработанными тёмно-лиловыми фингалами под обоими глазами, и искренне радовался тому, что сегодня не попал в милицейский «воронок» с железными дверями и решётками на мизерных окнах.
Юра этого прыгуна знал, потому что когда-то учился с ним в одной школе, правда, в разных классах, и очень удивился, завидев его в роли такого резвого бойца, потому что, будучи учеником, тот был, что говорится, тише воды и ниже травы и не мог обидеть даже мухи.
– Что делает с людьми половое созревание! – воскликнул бы взрослый, умудрённый маломальским опытом человек.
Драка продолжалась ещё минут пять, ровно до той поры, пока к танцплощадке не подъехали сразу две милицейские машины, и сотрудники правоохранительных органов не стали хватать сначала дерущихся, а потом и вообще, кого попало, и набивать ими фургоны, как консервные банки шпротами.
– Давай, забирайся, не рассусоливай! – подгонял на входе в фургон милицейский старшина дядя Саша, как его все вокруг величали, а самым тормознутым и строптивым придавал ускорение резиновой полосатой дубинкой, после которого хлопчатобумажные брюки лопались в месте удара пополам.
– Двери закрываются, уроды! – произносил дядя Саша, профессионально оценив, что в кузов больше не втиснуть никого, даже кошку, даже при всём желании.
После этих ласковых слов не обременённого интеллектом гиганта в форме и при исполнении дверь надёжно запиралась, щёлкнув для уверенности замком, а дядя Саша поворачивался лицом к тем, кто пока ещё оставался на свободе и торжественно заверял:
– Мы ещё приедем, так что не прощаюсь.
– Ага, так мы тебя и испугались! – выкрикнул из притихшей толпы самый задиристый.
– Ты следующий! – дядя Саша указал жезлом в сторону крикуна.
