Хроники острова Ноубл. Изгои - страница 5
Сезон дождей Альварес решил переждать в большом портовом городе Кальяо, что в нескольких милях западнее столицы Перу Лимы. В таких местах легче затеряться среди постоянно меняющейся толпы матросов с проходящих через столичный порт судов. Кроме того, здесь, среди множества сплетен, могла подвернуться и полезная информация.
Представившись отцом Маттео, подвыпивший гость, шатаясь, плюхнулся на предложенный табурет. Он был весьма словоохотлив и оказался неплохим рассказчиком, знающим множество морских историй и баек, которые в его исполнении, с тонко вплетёнными выражениями из высокого церковного слога, приобретали особую пикантность. Моряки слушали, перебивая рассказчика взрывами хохота, и не забывали следить, чтобы его кружка всегда оставалась полной…
Шёл второй месяц, как они остались без люггера, который был для них и домом, и средством существования, а тратиться на приобретение нового судна Альварес не спешил. Всё чаще стал раздаваться ропот, что они слишком долго крутятся здесь вокруг буя8. Но, во-первых, не так-то легко было подыскать судно, которое бы годилось для пиратского промысла, а во-вторых – Альвареса почему-то не оставляла уверенность, что рано или поздно им подвернётся удобный случай завладеть какой-то посудиной безвозмездно…
Тем временем пиратская казна скудела, а пополнять её им было неоткуда. Они не были ни ночными грабителями, ни мелкими воришками, они были пиратами – обычными морскими разбойниками без флага и родины. Их ремесло – это умение управляться с парусами и ловко владеть абордажным клинком. А для капитана пиратского судна это ещё и искусная морская погоня, и ловкий манёвр при заходе на абордаж.
Хотя времена отважных корсаров Френсиса Дрейка и Генри Моргана давно миновали, как и отошли в прошлое пиратские похождения Эдварда Тича и Бартоломью Робертса; хотя давно иссякли испанские караваны с полными трюмами награбленного в индейских храмах золота и серебра и Перу обрело независимость, пиратский промысел никуда не исчез, по-прежнему оставаясь профессией отпетых головорезов и бесшабашных джентльменов удачи. Конечно, по сравнению с временами расцвета пиратской вольницы их добыча была не в пример скромнее, но наиболее везучим разбойникам удавалось вполне сносно содержать и судно, и команду и даже кое-что скопить ко времени, когда придёт срок окончательно бросить якорь.
К середине девятнадцатого века тактика пиратских налётов во многом изменилась. Редки стали пушечные дуэли, потому что торговые суда для увеличения дедвейта9 перестали оснащать пушками, а атаковать военные корабли смысла не было, так как содержимое их трюмов не представляло никакой ценности. Кроме того, за потопление такого корабля на пирата устроили бы охоту военные флоты всего побережья. Так что любая встреча с военным патрулём грозила пиратам неминуемой бедой, если их посудина была недостаточно быстроходной. Поэтому многие пиратские суда вообще не несли пушек, разве что по паре фальконетов10 на носу для предупредительных выстрелов да на корме на случай, если попадутся слишком настойчивые преследователи. И хоть абордаж по-прежнему оставался самым действенным средством склонить жертву к диалогу, абордажный бой тоже практически себя изжил. Жертвой пиратов мог стать любой торговый транспорт, рискнувший выйти в открытое море без эскорта или конвоя, но трюмы этих судов уже не хранили тех баснословных сокровищ, которые бы стоили человеческих жизней. Некоторые торговцы, правда, иногда нанимали вооружённых охранников, которые пытались оказывать сопротивление, но как только самый отважный из них отправлялся с перерезанным горлом за борт, остальные сразу становились намного сговорчивее.