Хроники пепельного мира - страница 27

– Все данные отправляются в реальном времени в базу данных контактной группы, – напомнил ей Ян.

– Я знаю, но кое-что я успею посчитать еще до возвращения в столицу, – ответила девушка.

В этот момент на моих глазах часть здания обрушилась прямо перед роботом, перекрыв ему путь вперед.

– Маневрируй, – приказал оператору Ян.

Робот стал искать обходной путь и скоро его нашел.

– Можно секунду внимания? – спросил я, указывая на монитор.

– Что там? – Данилов оторвался от своих расчетов и посмотрел на основной монитор.

Посреди улицы тянулись следы человеческих ног. Мы все уставились на основной монитор, ища направление, куда ведут следы.

– Слишком резво он удирал, как для изнеможенного, – Данилов снова встал со стула. – А мы ничего не можем проследить.

– А разве у вас нет спутниковых снимков пепельного мира? – спросил я.

И в самом деле, что могло быть проще? Спутники висели на недосягаемой для огня высоте и снимали пепельный мир с таким разрешением, что найти незнакомца было достаточно легко. Геостационарные спутники-шпионы моли бы решить многие из наших проблем, но на меня смотрели как на идиота.

– Дело в том, что спутники бессильны, – развел руками Ян. – Они конечно недосягаемы для огня, но все средства мониторинга, кроме визуального, глушатся помехами где-то на пяти с половиной тысячах метров.

– А визуальный контроль? – я не сдавался.

– Можно сказать тоже, – ответил Ян.

– Что это значит? У вас нет картинки?

– Сейчас, – Ян позвал сержанта из другой палатки и что-то ему приказал.

Сержант ушел, а через минуту на одном из мониторов появилось изображение со спутника. Насколько я понял, спутник фотографировал один из сожженных городов. Все снимки были размыты и сероваты.

– Дело в том, что видимый свет – это тоже электромагнитные волны, – пояснил Ян. – А стена огня, да и весь пепельный мир, генерируют значительные электромагнитные излучения в видимом спектре и выше, а значит они играют роль помех для оптических приборов, антенн и многого другого. На небольшом расстоянии этого не видно, но на значительном расстоянии плотность помех становиться слишком большой чтобы что-то различить.

– То есть, там есть помехи для видимого света? – я как-то даже не поверил его словам.

– Именно, – кивнул Ян. – Это как туман. На близком расстоянии ты еще видишь предметы, а отойди немного дальше и они уже едва различимы. Хотя это верно только для приборов. Человеческий глаз как-то отфильтровывает помехи.

– Да Саша, мы тоже такое впервые видим, – добавил Данилов. – Мы сами рассчитывали на спутники, но столкнулись с… с чем-то новым для себя.

– Нам потребуется время, чтобы научиться нивелировать помехи, – добавил Ян.

Я скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула. Конечно, я не был ученым и все эти помехи были очень уж далеки от меня, конечно, стена еще не раз меня удивит, но больше всего я хотел, чтобы меня удивил рассказ Марины и Данилова, которые продолжали мрачно переглядываться.

Вечером я подошел к Яну и отвел его в сторону. К сожалению, он ничего не знал об опытах в лесу трехлетней давности, но признался, что часть датчиков робота сообщает свои данные напрямую на сервера контактной группы и у него нет к ним доступа. Власти продолжали что-то от нас скрывать, что казалось глупостью в условиях, когда все человечество, включая эти самые власти, находится на грани существования.

За ужином Марина и Данилов активно беседовали, но я сидел в гордом одиночестве и ел свой армейский ужин. Никому я не был интересным, никто не был интересен мне. Завтра до обеда мы еще немного поработаем с роботом, а затем за нами прилетят вертолеты. А что будет потом? Снова суета и беспечность столицы или что-то новое. Меня почему-то потянуло за стену, искать незнакомца. Интересно, можно ли попасть туда спрыгнув с парашютом? Не потеряю ли я сознание как в первый раз. При прыжке с парашютом этого не хотелось бы.