Вайзы не привыкли обсуждать приказы вождей в минуту опасности, и принялись за дело, готовясь к сопротивлению и долгой осаде. Никто из горожан не поддался панике и страху: отражать набеги чужаков в ту пору считалось у заритов обычным делом.
В городище закипела работа. В кузницах застучали молоты. Мастера ковали мечи и наконечники для стрел, поправляли избитые в боях панцыри, щиты и шлемы, меняли подковы лошадям. На крепостные стены горожане носили камни и брёвна, вёдра с горючей жидкостью и водой. Под стенами разводились костры, где в огромных чанах плавилась смола. Срочно укреплялась часть стены со стороны суши.
* * *
Река Итул, опоясывающая город полу-кольцом, стала серьёзным препятствием на пути кочевников. Стены тут поднимались почти из самой воды. Снизу они были выложены из дикого камня, который вайзы добывали в предгорьях и доставляли огромными глыбами к местам строительства. Только сам процесс доставки монолитов и укладки их в нужные места мало кто из людей видел: эту работу выполняли десять посвященных жрецов – созидателей, – (а уж они умели охранять свои секреты, доверенные им богами.)
На камнях стоял мощный сруб из брёвен морёного дуба. Такие стены трудно поджечь горящими стрелами и невозможно атаковать сходу. Вайзы знали, что степняки вряд ли станут штурмовать крепость с реки, а кинутся искать слабое место на суше или брать её защитников долгой осадой.
Они появились на противоположном берегу Итула во второй половине следующего дня, в тучах коричневой пыли, на лохматых, коричневых лошадях, и сами все коричневые, как лесные муравьи.
Их кони и стада домашнего скота, гонимые следом для пропитания огромного войска, пожрали и вытоптали всю траву в окрестной степи. Горячий ветер-суховей носил в воздухе мириады песчинок, так, что померк солнечный свет и самого солнца не стало видно.
Вождь с воеводой поднялись на самую высокую, угловую башню, чтобы лучше осмотреть местность и определить силы врага. В это время воинственные пришельцы совсем по-хозяйски рассёдлывали своих коней, ставили войлочные шатры, разводили костры и варили на них пищу. В сгустившихся сумерках, далеко в степи, насколько охватывал взгляд, загорались многочисленные огни. Осаждавших оказалось слишком много даже для такого многочисленного племени, как вайзы: их число не поддавалось счёту.
От завоевателей можно было ожидать любой хитрости, и всю ночь на стенах бодрствовали ратники. Но то, что предстало их глазам утром, – неприятно поразило вайзов. Под покровом темноты вражеские отряды спилили ближайшую рощу и соорудив плоты, переправились через реку, отрезав крепость с суши. (Единственный мост вождь приказал сжечь ещё накануне, что и было исполнено.)
Группа всадников в блестящих доспехах и причудливых шлемах, гарцевала за крепостным рвом, перед главными воротами, что-то выкрикивая на непонятном, гортанном языке. На длинных пиках у них развевались белые, птичьи перья.
– Видать, они приехали на переговоры. – Позовите толмача: пусть узнает, что нужно этим степным шакалам. – Распорядился Туробор.
Посланный воин привёл купца Трайка, известного своими путешествиями в дальние страны и знающего языки других народов. Среди вражеских воинов особо выделялся один – молодой, узкобородый и весёлый. Он был в богатой, расшитой золотыми нитями накидке, поверх сверкающих на солнце доспехов, в золотом шлеме и зелёных сапогах. Знатный всадник выехал вперёд и прокричал, прижимая кулак к груди: Я – Карающий Смерч, – командующий армией тимранов. – Моё имя наводит ужас на многие племена от моря до моря. – Но я не стану разорять вашу землю, если вы выполните требования моего отца и повелителя – Непобедимого Хатума, – хозяина восточных степей!
