Я согласилась. Из чего бы ни был сделан бренди, вскоре он плавно стер и людей на крыльце, и само крыльцо вместе с внушительным зданием, и стекло автомобиля, и даже тебя. Хотя, быть может, я просто отворила дверцу и вышла на улицу – не помню.
Но помню улицу, которая называлась, кажется, улицей Архангела Разиэля, полную искристого снега, больно режущего глаза. Здешние деревья в немой мольбе умирающего протянули свои голые ветви к небу, я видела гроздья рябины, прячущиеся под снежными шапками, слышала щебетание птиц. Ярко-красные ягоды и черно-желтые перышки свиристелей красиво контрастировали с ослепительно-белым снегом. И с кровью, которой были залит снежный ковер под моими ногами. В воздухе непрестанно разносилось досаждающее «свири-ри-ри-ри»…
«Тебе не хватает черепа», – прозвучал у меня в голове твой голос.
Свиристели – птицы необычные. С дымчато-розовым окрасом, перьями, подведенными желтыми полосками, крыльями, украшенными бело-красным клеймом, они тем не менее имеют недобрый взгляд маленьких блестящих глазок, едва выглядывающих из-под хохолка на голове. Может, поэтому появление свиристелей, разражающихся своей дьявольской трелью, издавна считалось дурным предзнаменованием. А быть может, из-за их неожиданных пришествий: они всегда появляются внезапно, словно выпрыгивают из разверзнувшейся земли, прямиком из адской пучины, а потом уходят туда же. Только лилось под окном злосчастное «свири-ри-ри»… И вдруг в мгновение ока воцарилась тишина. Живите и здравствуйте, люди – они улетели! Но они вернутся.
Свири-ри…
Этот звук резал уши и мешал сосредоточиться. Несколько птиц сидели на деревьях, но время от времени какая-нибудь из них пикировала вниз, туда, где заканчивался кровавый след. Там что-то лежало – с такого расстояния я не могла разглядеть, что именно. Будто бы невыразительный ком ткани разных цветов, вывалянный в снегу. Свиристели сидели прямо на нем, то и дело опускали свои головки.
Их свист и стрекот становились все невыносимее. Как же хотелось, чтобы они замолчали! Я готова была собственноручно раскидать сугробы, расколоть землю и отправить их обратно в ад. Но такие сложности были мне недоступны… Зато доступно кое-что другое.
Я тихонько, на пробу, просвистела песню свиристелей. Птицы меня сразу услышали и все как одна резко повернулись и посмотрели прямо на меня. У тех, что сидели внизу, с окровавленных клювов тянулись длинные вязкие нити. От их пристальных взглядов становилось жутко, но я повторила свист, на этот раз громче.
Один из свиристелей спорхнул с мутного свертка и полетел ко мне. Я вытянула руку, и он вцепился лапками в мой палец, тут же испачкав его чем-то красным. Долго молчал, испытующе глядя на меня. Я виновато улыбнулась, изо всех сил пытаясь послать ему собственные мысли. «Нет никакой особой причины, почему я вас позвала… Просто я не в себе, не знаю, где нахожусь, не уверена в том, что вижу, и ваши дьявольские трели меня раздражают; зачем так резко и звучно? Когда я ем – я глух и нем, так говорят люди».
– Мы свиристим не из-за развязности, – резко возразила птица. – Мы предупреждаем, мы зовем – мы никогда не подаем голоса зря. Мы приносим беду и предупреждаем об этом. Мы призываем других, чтобы присоединились к нам. Мы никогда не подаем голоса зря.
– Понятно, – кивнула я.
Свиристель повернул свою головку – кровавая нитка сорвалась с клюва и упала на снег – и посмотрел мне за спину. Я оглянулась и увидела тебя.
