Как только кончались сегодняшние дела на работе, он становился в нарочито задумчивую позу, хмурил разбойничьи брови и, поглядывая из-под них блестящими глазами, в тысячный раз произносил своё коронное: «Как будем сегодня решать ОСНОВНОЙ ВОПРОС?» На самом деле он уже точно знал, как он сегодня его решит: свяжется с уже ждущей его звонка старой или новой знакомой, найдёт в ресторане новую подружку, переночует в дежурке с администратором гостиницы, уступит просьбам своей подчинённой, которую взял с собой в командировку в качестве запасного варианта и т.д., и т.д. Все эти и сотни других вариантов решения «основного вопроса» по их завершению он тщательно документировал в личных дневниках, а в часы ограниченной свободы действия (например, в самолёте) пытался, как настоящий учёный, систематизировать и обобщить.
Его вполне определённому вкусу соответствовали женщины, если не полные, то во всяком случае плотные, крепкие и с чертами характера, в которых женственность проявлялась столь же явно, как в их округлых формах. Женщина, говаривал он – это волшебная симфония музыкальных бугров. Были у него также свои представления о красоте женских глаз, волос, рук и других чар, о которых он не прочь был вдохновенно поговорить и даже почитать на память стихи в узком кругу. Впрочем, стремясь в реальной жизни приблизиться к своим идеалам, он всё же относился к «основному вопросу» прежде всего как к почётному долгу, при исполнении которого он был готов на любые отклонения от своих пристрастий и норм.
Пытаясь осмыслить эту сторону своей бурной жизни, он часто доверял мне свои любовные тайны и как-то даже назвал меня своим «исповедником по основному вопросу». На одной из «исповедей» он признался, что потерял часть записей и поэтому утратил счёт своим приключениям; на другой мимоходом поделился своей основной заповедью. Она гласила: если сегодня тебе не везёт, и ты не нашёл решения «основного вопроса», смело иди в профком, партком или комсомольский комитет предприятия, где ты находишься, – решение, пусть не лучшее, но твёрдое, там тебя уже ждёт. При обсуждении этого неоднократно проверенного им тезиса, он сказал, что по его наблюдениям, в общественные организации идут работать женщины-активистки, подсознательно тяготеющие к полной сексуальной свободе. Окончательно он убедился в этом после того, как его (разумеется, по его же хитроумной инициативе) добилась женщина, занимавшая важное место в партийной иерархии крупного города.
Представляют бытописательный интерес также и другие сделанные им обобщения личного опыта в этой деликатной сфере жизни. Так, например, он был убеждён в безусловном превосходстве уральских и сибирских женщин по красоте, уму, душевности и всем другим человеческим качествам над женщинами Москвы и Питера. В то же время он считал, что столичные женщины более «резонансны», замечая при этом, что не верит в недоступность ни одной из тех и других.
Как печальную аномалию он рассматривал всё более часто встречающийся «феномен женской инициативы», когда охота, победа и расставание происходили только под её контролем. Называя встречу с такой женщиной подарком в решении «основного вопроса», он считал, что в определённый момент мужчина должен взять на себя роль преследователя и, если это необходимо, применить для естественно необходимого обмена ролями силу. Он глубоко верил в вечное желание Женщины быть искусно соблазнённой, видел в этом смысл её жизни и её благотворный, созидательный вызов другой половине человечества. Поэтому, говорил он, не предложить каждой женщине свои услуги просто невежливо; другое дело, примет она твоё предложение, или нет – жар твоего призыва будет зависеть от твоего стремления к именно этой женщине, и если этот жар её обожжёт, ты достигнешь успеха. Если нет, – ты исполнил долг вежливости и отдал должное её женскому честолюбию. Напористый соблазнитель, он высоко ценил встречное желание и уважение, и всячески избегал применения силы при штурме крепости – кроме тех крайне интересных случаев, ухмылялся он, когда именно применение силы и доставляло женщине основное наслаждение.
