Хроники смутных дней - страница 25

– Твои слова стыднотворны, как проклятия. Они такие же донлонцы, как и вы, рыцари. Не кощунствуй напрасно!

Второй рыцарь язвительно рассмеялся. Эти двое не из благородных семей, решила Ава.

– Мы там, где нас ждут денежки, Малайка. Те, кто платит нам, не настроены полагаться на судьбу. Смутные времена и трудности приходят с юга реки. Пусть их трудности им и останутся.

– Вспомните древнюю заповедь? Вы спасохраните мосты для всех. Иначе вы клятвопреступники.

Тот, кто заговорил первым, издал презрительный смешок.

– Время изменилось, Малайка. Старые словеса теперь пустой звук. Не наша вина, что Донлон стал таким, какой он есть сейчас. Мы просто пытаемся выжить, понял?

– Преграждать путь слабейшим не достославно рыцарям. Мы должны помочь этим страждущим. Показывайте своё доблебравие в схватках, а не на этих несчастных.

Голос рыцаря оставался ровным и непреклонным:

– Тебе не остановить ГринВитч, Малайка. Забудь об этом и спасайся сам. Это всё, что нам осталось сделать. – Оба рыцаря одновременно подняли мечи, давая понять, что разговор окончен.

Раздался дикий вопль. От толпы отделилась фигурка и ринулась в их сторону. Ава ахнула, когда поняла, что это была та женщина, всё ещё сжимавшая в руках своего малыша.

– Остановись или умрёшь! – воскликнул один из рыцарей, замахиваясь мечом.

Ещё одна фигура бросилась следом за женщиной. Ава поняла, что это тот мужчина, который заговорил с Малайкой. Словно по команде, остальные мужчины ринулись за ним, размахивая топорами, дубинами и неизвестно как оказывавшимся у них мечом. Воздух наполнился прорвавшимися наружу воплями гнева и ярости. Кони попятились, и рыцари ударили мечами. В ужасе Ава смотрела, как женщина едва успела уклониться и свалилась под гигантские копыта коней. Словно в замедленном движении, Малайка нырнул следом за матерью и ребёнком, обхватил их, поднялся в воздух и отнёс в безопасное место.

Толпа отступила перед конями и рыцарскими мечами. Порыв испарился, они отделились друг от друга и бродили, как растерянное стадо овец.

Сверху раздался призывный возглас Малайки:

– Кротконравными будьте, жители Мортлейка! Вас смолотит под копытами и мечами. Замрите!

Малайка опустился на землю и осторожно поставил женщину рядом с мужем.

– Позаботствуй о ней.

Он обернулся и оглядел толпу.

– Вы не боеготовы. – Теперь голос Малайки был ровным и спокойным. – Упрочитесь, и мы стыкуемся вскоре.

Ава проследила за его взглядом. На измождённых, бледных лицах людей читалась безысходность. Изнурённые, испуганные дети цеплялись за руки и ноги взрослых. Некоторые заходились в кашле, и от этих звуков вся толпа колыхалась, как в припадке жуткой пляски.

Конечно же, Аве и прежде доводилось видеть бедность. Лондонская нищета слыла кровожадным чудовищем. Богатые и чистенькие жили всего в паре кварталов от гадких грязных закоулков, где босиком бегали уличные бродяги, где отчаяние жило в каждом доме. Смерть была здесь частым гостем, а нищета выжигала благородство и надежду из любой души, которая чувствовала её смердящее дыхание. Приходилось усмирять сердце и из последних сил стараться, чтобы гостья с косой не наведалась в дома близких и дорогих людей.

Но прежде Ава никогда не видела беженцев. Никогда не видела сотен угнетённых людей, вынужденных покинуть свои дома, чтобы идти куда глаза глядят. Ава посмотрела на мать, которая прижимала к себе девочку чуть младше самой Авы, и её сердце сжалось от жалости. Они невидящими глазами смотрели в пустоту, пока девочка не кашлянула, и мать, повинуясь вековому инстинкту, не прижала лицо дочери к себе. Этот жест материнской любви вызвал неожиданный спазм в груди Авы. Неужели это зависть? Чему тут завидовать? Эти люди познали невзгоды, которые даже невозможно себе вообразить. У них не было ничего, они страдали от нищеты и болезней, но… мать и дочь были друг у друга. Это была близость, возникшая за годы совместной жизни. У неё самой никогда такого не будет. Теперь она даже не знала, кто её мать.