Ава бросилась на землю и прикрыла голову руками. Вокруг неё бушевал ветер. От мокрой земли намокла юбка, влага успела пропитать даже чулки, но девочке было всё равно. Она дрожала от дикого восторга, который отгонял прочь все тревоги и волнения текущего дня. Ава оказалась в новом и неизведанном мире, и ей тут нравилось.
– Живая там, крошка? Лови-лови смертушку, доловишься.
Ава открыла глаза и заморгала. На неё сверху смотрела женщина. Её лицо под потрёпанным чепцом сплошь было покрыто морщинами, как старое тесто.
– Коль лежать с мёртвыми, так мёртвой и станешь. Могильный холод доберётся до твоих косточек, попомни мои слова.
Голос женщины звучал очень гулко, как будто она была где-то далеко. У Авы зуб на зуб не попадал от холода. Где она очутилась? Ава обернулась, ожидая увидеть охотника, приближающегося к ней, но девочка снова была на кладбище. Правда, страх и неожиданная радость не улетучились. Ава вернулась в изведанное, где каждый шаг был ей знаком, и почему-то от этого стало ещё горше. Радость спасения была отравлена тупым разочарованием.
Она что, сходит с ума? От этой мысли Аве стало не по себе. Какая ужасная судьба – провести остаток дней в психлечебнице среди лунатиков и полоумных. Но в её семье не было сумасшедших, а говорят, это передаётся по наследству.
Её похитили? Может, это и испытывают похищенные люди? Правда, ей не доводилось разговаривать с теми, кто такое пережил, но и о том диком странном мире она тоже ничего не слышала.
Что-то жёсткое и холодное больно впилось ей в бок. Она опёрлась на замшелый камень и приподнялась. На руки лучше не смотреть – грязные, пыльные и всё время чешутся. К одной прилипло пропитанное кровью перо. Ава отлепила его, поморщившись при виде крови. И тут же резко подскочила, потому что в голову ей пришла ужасная мысль. Она что, лежит на могиле?
Слава создателю, это была не могила, а просто старое надгробие. Чья-то несчастная позабытая душа. Ава вытерла кровь с руки.
Пожилая женщина не сводила с неё внимательного взгляда.
– Семейная могила? – спросила она, прищурившись, и махнула рукой в сторону надгробия, на котором лежала Ава.
– 1-8-4-8. Это был холерный год. Не могу разглядеть остальное.
Ава механически посмотрела туда, куда указывала женщина.
– Моя мать умерла в этой холере, но это не… – начала девочка и осеклась, не отводя взгляда от камня. Эта надпись… этого не может быть. Ава наклонилась и отёрла камень, не заботясь о том, что от засохшей грязи её руки становились ещё грязнее. Это невозможно.
На надгробном камне было написано:
В память об усопшей Элси Джун Суинделтон
Любимой матери Джона и жене Силаса
Ты навсегда в нашей памяти
1829–1848
Лондон, сентябрь 1858
Ава развернулась и побрела прочь с кладбища. Она шла, ничего не видя перед собой, пока не добралась до рынка Майлэнд, где между субботними торговыми палатками шныряли чистильщики обуви, поэты и уличные торговцы.
Сквозь всеобщий гомон до девочки донёсся голос:
– Утречко, юная леди! А как же кофе?
Обычно Ава останавливалась у Фрэнка, чтобы выпить чашечку горького напитка с ломтиком хлеба, испечённого его женой, но сегодня она покачала головой.
Фрэнк крикнул ей вслед:
– Разбиваешь моё сердце на куски, дорогуша! Ты же не пойдёшь к тому прощелыге через дорогу? У него не хлеб, а кислятина, и не кофе, а помои, в которые он накидал булыжников!
Его конкурент зычно ответил:
