Опасности подстерегали на каждом шагу. Однажды ночью на их скудный лагерь попытались напасть разбойники – оборванные, отчаявшиеся люди, для которых одинокие путники были легкой добычей. Но Элайджа, несмотря на свою кажущуюся хрупкость, сумел их отогнать. Он не сражался – просто вышел к ним с горящей головней в руке, и что-то такое было в его взгляде и голосе, когда он заговорил с ними на их же грубом наречии, что заставило их попятиться и скрыться в темноте, бормоча проклятия. Алекс так и не поняла, что именно он им сказал, но это было впечатляюще.
В другой раз они едва избежали встречи с разъездом королевских солдат. Алекс первая заметила блеск стали на солнце далеко на дороге и успела утащить Элайджу в густой кустарник. Они просидели там несколько часов, пока отряд не проследовал мимо, перебрасываясь грубыми шутками. Сердце Алекс колотилось так, что, казалось, его услышат за милю. Угроза быть пойманными не отпускала ни на минуту.
Несмотря на все трудности и постоянное напряжение, между Алекс и Элайджей начало формироваться нечто вроде хрупкого доверия. Они все еще препирались – сарказм Алекс находил благодатную почву в загадочных и порой высокопарных речах старика. Но теперь в их перепалках не было прежней враждебности. Они делили еду и воду, по очереди несли скудный скарб, прикрывали друг друга во время ночных дежурств у костра.
«Зачем тебе все это, Элайджа? – спросила она однажды вечером, глядя, как старик чинит ее порванный башмак куском найденной проволоки. – Ты мог бы спокойно доживать свой век где-нибудь в тепле, читая свои умные книжки. Зачем тебе эта девчонка-самозванка и опасная игра с королем?»
Элайджа долго молчал, не отрываясь от работы. Огонь отбрасывал причудливые тени на его морщинистое лицо. «Возможно, – сказал он наконец, – некоторые старые долги можно отдать, только поставив на кон все, что у тебя осталось. Даже если это всего лишь остатки жизни и почти угасшая надежда». Он поднял на нее глаза, и в них на мгновение мелькнула такая глубокая печаль, что Алекс отвела взгляд.
Она не стала расспрашивать дальше. В глубине души она понимала, что его мотивы гораздо сложнее, чем просто желание посадить на трон «правильную» королеву. И это понимание, как ни странно, не пугало, а скорее… вызывало уважение. Старик был игроком, и он играл по-крупному. А она, Алекс, волей или неволей, оказалась ключевой фигурой на его доске. И чем дальше они шли на север, тем сильнее становилось ощущение, что пути назад уже нет. Только вперед, к неизвестности, опасностям и призрачной короне, ждущей ее в затерянном среди гор монастыре.
Глава 6. Голос Народа, Шепот Сомнений
Чем дальше Алекс и Элайджа продвигались на север, тем мрачнее становились пейзажи и люди, их населявшие. Плодородные поля, которые они миновали в первые дни после побега из Кингсбриджа, сменились чахлыми наделами, едва способными прокормить своих хозяев. Деревни, некогда, должно быть, зажиточные, теперь стояли полупустыми, с заколоченными окнами и покосившимися крышами. Обветренные лица крестьян были отмечены печатью безнадежности и застарелого страха. Налоги короля Виктора, непомерные и безжалостные, высасывали из земли и людей последние соки.
В одной из таких деревень, где они остановились на ночлег в заброшенной кузне, Алекс впервые по-настоящему столкнулась с отчаянием, которое нельзя было отогнать сарказмом или ловкостью рук. Маленькая девочка, не старше шести лет, с огромными, голодными глазами, молча протянула ей высохший полевой цветок. Ее мать, женщина с пергаментной кожей и потухшим взглядом, лишь горько качнула головой, когда Элайджа попытался предложить ей немного из их скудных припасов. «Все отберут, добрый господин, – прошептала она. – Сборщики налогов или солдаты короля… Какая разница?»
