Я каждый день подолгу гуляла с миссис Альварес по парку. Внимательно оглядывалась по сторонам в надежде найти поворот на ту лесную тропу, где растет цветущий (о чем я? конечно, уже давно отцветший) куст дикого боярышника. Но все тщетно: вблизи поместья не было соснового леса, а те сосны, что я видела из окна спальни, росли слишком далеко – пешком или верхом на старушке Марте я боялась отправиться туда одна.
Во время прогулок моя верная спутница Фрида быстро уставала, и нам приходилось присаживаться на скамейки, чтобы пожилая женщина перевела дух. Мы вынуждены были не слишком отдаляться от дома и гулять по ближайшим аллеям.
Парк в это время года был сказочно красив. Каждый раз, погружаясь в заросли его тенистых аллей, я думала: «Какое же счастье жить в земном Эдеме!» Когда Фрида не могла составить мне компанию, я позволяла себе прогулки в одиночестве, но опять-таки лишь вблизи поместья. Боялась удалиться от дома и заблудиться в тисовом лабиринте. Торнбери служил единственным убежищем в то смутное время.
Сидя на притаившихся в зарослях плюща скамейках, я представляла себя не случайной лазутчицей из будущего, а знатной дамой, имеющей возможность наслаждаться богатством и всеобщим уважением. Я ловила себя на мысли, что чувствую себя в прошлом как дома. Сумасшедший ритм, что диктовал двадцать первый век, безвозвратно канул в Лету. Я радовалась царящей вокруг красоте. И если бы не отчаянная тоска по ребенку, то, каюсь, уже не решилась бы оставить этот чудесный, пронизанный птичьими трелями парк, благоухающий розами сад, дом, который не пугал размерами, а восхищал величием и покоем. Я благоговела перед гением зодчего, создавшего одно из лучших классических творений. Торнбери отвечал мне взаимностью. Чувствовал мое восхищение и любовь, поэтому не пугал ни треском половиц по ночам, ни скрипом дверей, ни завыванием сквозняков. Дом принял меня.
Посещение богатейшей библиотеки, собранной несколькими поколениями семьи, и продолжительные беседы с кормилицей хозяина не давали моему разуму уснуть. Фрида Альварес была образованной дамой, что удивительно для начала позапрошлого века. Женщины обходились лишь необходимыми знаниями по кулинарии, домоводству, шитью или живописи. Редко кто умел достойно музицировать или говорить на иностранных языках. Фрида же не только преуспела в «женских» дисциплинах», но и обладала необходимыми знаниями в области математики, физики и химии. Она так же отменно знала историю, начиная от древних до нынешних времен, и свободно изъяснялась на французском. Мне доставляло ни с чем не сравнимое удовольствие общаться с ней. Контроль над ответами выработался к тому времени на подсознательном уровне и не утомлял.
И все же несколько раз я позволила себе в рассуждениях заглянуть далеко вперед, но Фрида не подала виду и не стала задавать вопросов. Она удивлялась моей образованности, но ни словом, ни жестом не выдавала себя, терпеливо ожидая, когда ко мне вернется память и я поясню, отчего верю в будущее человечества в окружении механических монстров, а не в удалении к природе.
