Читать онлайн Валерий Шитуев - Хроники ускоренного сердцебиения (сборник)

Я тебе напишу свою исповедь –

Соловьиным горластым пером.

Я не жил чтоб себе что-то выстрадать

И не смог стать банальным вором.

Я не смог стать простым проповедником,

Хоть прочёл житиё обо всех,

Даже скромным селянским священником –

Ибо чувствую собственный грех.

Бог всё знает, – ему я сознался,

Бог грехи все давно отпустил.

А с тобой я увы оказался

На распутии жизненных сил.

Ты простишь и опять приголубишь,

И прижмёшь как обычно меня.

Ты всё так же, по-прежнему любишь.

Ну а любит ли Боже меня?

Напишу тебе позднюю исповедь

На нательной рубахе своей

Мне придётся ещё раз всё выстрадать

В этой жизни нелёгкой моей.

Опять в душе разлад и пустота,

Я двери распахнул для всепрощенья,

И для детей, для их простого пенья,

Открылись своды, купол и врата.

Опять с душой, как прежде, мы в ладах

И клен зовет осеннею порою,

И манит пятипалою листвою

Поговорить о прожитых годах.

И долго просишь Господа помочь…

И можно вновь кружиться с журавлями

Над Родиной с притихшими полями

И сыпать, сыпать зерна правды в ночь.

Опять душа, что еле грела тело,

Дает возможность Господа понять, —

И ямб с хореем яростно спаять…

О, как же девочка красиво в Храме пела!

Опрокинулся ковшик приятно-осеннего небушка,

И пролились слезинки на мой захудалый мольберт.

Откусив полкраюхи вчера испечённого хлебушка

Как Ван Гог[1] попиваю нездешний, но крепкий «Абсент».

Шелестит мурава, где-то в небе разносятся сполохи.

Я бутылке голландской готов дать полезный совет –

Ну не влезут в мольберт, эти сдобно-ржаные подсолнухи,

Я ромашек в траве для тебя нарисую в ответ.

Шелестит по скулам нудный ветер

И щетину рыжую кукожит.

Не подумай, я совсем не брейтер[2]

И меня добыча не тревожит.

Мне бы стол и мягкую подстилку,

Мне б до марта здесь прокантоваться.

Дайте жмень простых, лесных опилок

И мандат на право оставаться.

Мне бы доковать коням подковы,

Мне бы дописать главу романа.

Я хотел писать уже и новый,

Только ветер дует из кармана.

Я один остался на чужбине,

Мне пришлось здесь дольше задержаться.

Сколько должен я своей Ирине

Сколько за грехи ещё сражаться?

Я хочу домой, мой добрый Ангел.

Ты отсрочь разлуку мне в неволе.

Дал победу в Орлеане Жанне[3],

Дай мне шансы оказаться в доме.

Наплутал я по жизни немерено,

Словно старый шатун из берлог.

Сколько время пустого мной съедено,

Как же пройдено мало дорог.

И застыл поезд – шпалы закончились,

Уголь в топке – давно уж труха.

И тельняшка слиняла и сморщилась,

А в гитаре одна лишь струна.

Новый путь нам прокладывать надобно,

Там где ветер свистит поутру.

Не нужны ни лекарства, ни снадобья —

Нам надежда и дух по нутру.

Ну! С почином отставшие странники!

Дай нам Бог, на благие дела, —

Мы устоев святые охранники,

Правда с нами, и только она.

Мы сегодня решили намоленно,

Что нас ждет одинаковый путь.

Были мысли и что-то оспорено,

Но верна лишь прожитая суть.

Все мы грешники, каины, воины,

Но сумели в конце осознать:

Мы невольники жизни и воины —

Дай нам Бог, отмолить, отстрадать…

Ты плакала на склоне бытия…

И я спугнул ночного соловья,

Что пел нам акапелла целый вечер;

Пока в дому мерцали эти свечи,

Тебе он пел…. И славный птах старался,

Пока весь небосвод не расплескался,

Пока веснушки звезд не собрались

В свой хоровод. И над землей сошлись…

Когда же соловей закончил песнь —

Склевал с моих ладоней корм что есть,

Но не исчез, и не порхнул в полет —

Спикировал в оконный переплет.

И сбросил розу на твою кровать…

Ах, Божья тварь! К чему теперь рыдать?

Ползет по небу мякиш от луны

Давным-давно затерянной горбушки…

Не верят больше сказкам полстраны,

Не верят картам, знахарям, кукушкам.

Давно уж не гадают при свечах,

Не колядуют, будоража села, —

И только тень повисла в деревнях

Народного смятенья и раскола.

Завалинки пред избами пусты

И старики беседуют с бутылкой.

Все избы заросли травой, кусты

Укрыли на погосте все могилки.

А в головах похмелья пустота,

Все глуше кровь без веры в идеалы.

И недоступной стала высота,

И сходит солнце в мрачные подвалы.

Слепую веру в доброго царя,

Слепые горизонты коммунизма —

Сменила интернетная семья,

Накрыла сеть без лишнего трагизма.

И рыщут военкомы по стране,

И Родину спасают бранным словом,

Коням Апокалипсиса к беде

Уже сменили старые подковы.

Ползет по небу мякиш от луны

С оторванной потерянной горбушкой,

Проступит скорбный лик из темноты,

И оживут часовни и церквушки.

Все больше под крестами прихожан,

И в каждом доме светится икона,

И на распутье вещий смолк боян,

И только ветра стоны – перезвоны.

И не надо понтов, мы списали долги

Нерастраченной юности века,

Только как зеркалам и себе ты не лги,

Нет на свете того человека!

И не стоит молчать, когда рвутся слова,

И кадык выпирает в запале,

Но гуляет по свету пустая молва,

И по косточкам нас разобрали.

Как давно отгремели в канавах ручьи,

И давно ли грачи прилетели?

Все победы уже превратились в ничьи,

Как снега, все надежды осели.

Только ангел глядит с неизбывной тоской,

Как иду я по самому краю,

И в рулетку играю с нелепой судьбой —

Достаю револьвер и играю!

И не надо понтов, мы списали долги,

Исчезает летучее время;

А в забеге все круче и круче круги,

И ногой не попасть в это стремя.

Пусть румянец напомнит на впалых щеках

Нашу удаль! Мы в силе, мы – дышим,

Мы о многом напомним в грядущих веках,

О себе в наших песнях услышим!

Я весь в грехах, как серый воробей,

И я хожу с молитвой горькой к Богу, —

Прошу судьбу – добей меня, добей,

Забрось обратно к детскому порогу.

Где я, обросший кудрями пацан,

Не знал куда идти и где подмога —

Но не хотел, как мудрый уркаган,

Идти пустой неправильной дорогой.

Я был в окопах и на минном поле —

Так забери меня туда скорей,

Но Бог сказал: «Достоин лучшей доли —

Грехи признавший серый воробей!»

Где-то там журавли

Заплутали в ночном мегаполисе —

Отыскали меня

И не знают дорогу назад.

Я давно позабыл,

Где магнитная стрелка на полюсе,

И дождусь ли я птиц,

Покидая заброшенный сад?

Покружились они…

И о чем-то своем покурлыкали:

«Не хватает разбега

В убогой природе твоей,

Не хватает простора,

Как долго мы горе здесь мыкали, —

Нам бы пыльных дорог,

Нам бы вольных широких степей».

И чуть слышные стоны

Родных заблудившихся странников —

Рвут халаты врачей

И мундиры наемных солдат,

Даже девичьи слезы

Залетных небесных избранников —

Не сумеют сдержать

И не в силах вернуть их назад!

Как же так журавли?

Где же строй ваш, проверенный временем?

Где тот грозный вожак,

Что внушал нам и трепет и страх?

Заблудились – как мы —

Всем своим человеческим племенем,

Заблудились в земных

И в незримых небесных мирах.

Так держите свой клин —

Вы не первые и не последние,

Что взмывали над миром

И жизнь начинали с нуля,

Но в чужой стороне,

Покидая луга заповедные,

Вам откроется заново

Наша родная земля!

Я слышу шорох солнечных лучей,

Ласкающих и кожу и дорогу,

И шепот оплывающих свечей —

И вновь молитву обращаю к Богу.

Я вижу оживленный разговор

Двух бабочек, застывших на бутоне,

И колокольный тихий перебор

И переливы в луговой короне.

Надрывный звук бугристого шмеля

И плеск упавшей на листок росинки

И как кузнечик шпорами звеня,

Летит к засохшей маленькой травинке.

Я вижу свет мерцающих ночей

И стылый блеск полуденного смога,

И шепот оплывающих свечей —

И вновь тревожу я молитвой Бога.

Мальчишкой пел в ночную высь и ждал,

Когда с далеких звезд дождусь похвал

Моим стихам… Но так и не узнал,

Что я напрасно в горле связки рвал.

Я бегал босиком в густой траве

И думал, что несусь по голове

Моей планеты… И держал свой путь

И на себя весь мир хотел замкнуть!

И получить ответ… Но не сумел.

А как же я просил, мечтал, хотел

Достичь Того, кто ласково глядел.

И усмехался: высоко взлетел!

Но я его запомнил навсегда —

Во сне мой ангел подхватил меня

И воспарил….И только шелест мощных крыл…

И был мне свет, и он глаза затмил…

Я прожил жизнь в попытке осознать,

Того, что мог найти и потерять

Для вещей Веры множил я года.

Поднять бы душу – раз и навсегда!

Которая дает надежду жить —

К Нему на Небо снова воспарить,

Которая дает мне силы петь,

Любить свой мир, любить и ввысь лететь…

Так кто же я – рожден под Тигром,

Хотя моей заслуги в этом нет.

И кто со мной играет в эти игры

И кто мне даст спасительный ответ?

Всего лишь винтик в иллюзорном мире,

Готов, как тварь последняя, солгать

Себе, друзьям – угомонюсь в могиле, —

Рожден я, чтобы красть и убивать.

Я – узник человеческой неволи,

Любовник, искуситель и палач.

За мною шлейф греха и женской боли,

И не смолкает тихий детский плач.

Я самый страшный лиходей в округе,

Я дезертир, покинувший свой пост.

Насильник, обрекающий на муки,

Я ростовщик, дающий деньги в рост.

А может, я хотел побыть любимым

И жить как все, волнуясь и любя,

А может, я сумею стать счастливым,

Ласкать подругу и лепить себя.

Я врач, спасающий от боли,

Учитель, помогающий любить,

А может, я избавлю мир от боли

И научу всех верить и любить?..

Так кто же я? Дождусь ли я ответа?

Простая тварь иль Божий человек?

Ужель терзаться до скончанья века

Чтоб уяснить однажды и навек!

Весь мир объять и возлюбить планету

В тени берез родимой стороны,

И путь открыть, ведущий прямо к Свету,

Под сенью Бога, а не сатаны.

Забросай мне, хозяюшка, травами

Свой глухой и пустой сеновал.

Сколько лет номерами-канавами

Я себе сладкий сон навевал.

Постели мне под тенью часовенки

Сена клок в ненаглядном краю,

Чтобы утром сухие соломинки

Вновь напомнили юность мою.

Дай, хозяюшка, неба и воздуха,

Широко распахнув сеновал.

Я чужбину изъездил без роздыха —

И на славу я там погулял…

А теперь под плакучими ивами

Я пытаюсь хоть что-то понять,

Пусть откроется небушко синее

В тихой песне, что пела мне мать.

Расстели мне, хозяюшка, Родины,

Расстели мне при свете луны,

Как забыть этот запах смородины,

Как забыть эти сладкие сны!

Потянусь без подушки и простыни,

Словно в детстве я тут же усну,

Сквозь постель, что небрежно ты бросила,

Я во сне обнимаю страну!

Под теплым ветром высохнут все слезы,

Земные звуки просвистят все уши,

Но ты не вздрогнешь и не сменишь позы,

Чтоб не вспугнуть неопытные души.

Чихать тебе на тех, кто верит в сказки,

И не для них поешь ты серенады,

Ты даже в церковь ходишь для отмазки

И черт-те с кем ты разделяешь взгляды!

И смотришь в лужу долгими часами —

И видишь только грязные разводы…

Когда же отразится в луже – с нами,

Мерцанье спящих звезд на небосводе.

Ну купите меня, ну купите…

За две тысячи… больше не стою…

Отстирайте меня, заверните,

Заберите к себе – и в неволю.

Буду петь вам хвалебные речи

И смотреть снизу вверх, чуть пригнувшись,

Зажигать перед ужином свечи,

С опахалом стоять над заснувшим.

Ну купите меня, ну купите…

За пять сотен продам с потрохами…

Вы возьмите товар, разверните,

От души помните руками.

Я лизать буду ваши подметки

И пылинки сдувать с вашей тени,

Доедать на тарелках ошметки,

Разжигать страсти сладостным пеньем.

Ну купите меня, ну купите…

На две сотни цену убавьте,

Поскорей только деньги несите,

Все берите… но немного оставьте.

Только совесть моя не в продаже,

Только в душу не лезьте, не трожьте,

Ну а веру… не думайте даже,

К ней никто прикоснуться не сможет.

А зачем я кому-то с гордыней

И с характером старой закалки

Процветают рабы и рабыни —

Мудрецы догнивают на свалке.

Никому совестливый не нужен,

Я моральный урод в своем роде.

Лицемеры живут и не тужат:

Бессловесный товар нынче в моде…

Ну купите меня, ну купите…

За червонец отдам все на свете…