– Парень давно уже прогнил и умер. В каком-то смысле тот был самым настоящим философским зомби. Внутри него не было никого, кто мог на самом деле что-то испытывать. Игра в жизнь, так сказать, ради пожирания другой жизни и размножения. Такие даже не думают в привычном смысле этого слова. Решения принимаются автоматически, исходя из подтекстов и стимулов. Сама можешь увидеть, что его настоящее тело было спрятано под некой ширмой, чтобы казаться тебе обычным человеком. Созданием божьим, скажем так, если верующая. Вот у него вместо глаз пики какие-то торчат, они наводят гипноз обычно. В распахнутом рту не зубы, а реально ряды когтей каких-то, голова эта непропорционально большая, на каких-то тросиках и палочках держится. Сама же видишь. Это существо совсем другого порядка было. Ну и сдохло. Ты не подумай, я не убил его и не построил всё так, что это только он такой монстр. Я ещё хуже, просто слежу здесь за порядком, понимаешь?
Наши взгляды пересеклись. Она поёжилась, как от холода, хотя в квартире было тепло.
– Так ты правда тот, кто канал ведёт про город?
– Нет, конечно, это я пошутил. Того дядьку видел пару раз. Да и сама увидишь. Городок маленький.
Она кивнула.
– Что дальше будем делать? С этим, например? – Она указала подбородком на тело монстра, – И со мной что?
– С этим всё просто, – сказал я, – сейчас мы эту бывшую падаль сделаем как бы големом, будет тебе симулякр человека. Будешь жить в Ветрополисе, как и собиралась, если останется такое желание. Или поедешь дальше. Этот на всякий случай будет тебя слушаться, ходить на работу и всё остальное делать, но уже без всяких поганых проявлений. Кукла человека, скажем так. А через некоторое время поедет куда-нибудь, скажем, в путешествие, и там навсегда потеряется, и сдохнет, чтобы и тела не осталось. Родные у него, если есть, будут горевать, но поздно, один хрен. Судя по внешнему виду, тот самый парень, по которому горевать можно было бы, сдох лет пять назад. Дальше труп ходил и неизвестно, скольких обратил в таких же.
Я смотрел на её лицо пристально. Что-то вызывало во мне те самые искренние чувства, что свойственны каждому, кому не повезло впечатлиться другим человеком, и испытал некое романтическое влечение. После пожирания гнили, спустя какое-то время всегда приходила какая-то человеческая тоска по несбыточной любви, и печаль. Хотелось тепла. Но я не собирался уподобляться смертным и вновь бросаться в объятия мозговой химии, что по ошибке принимается за нечто высокое. Каждый тёмный, кто поддаётся эмоциям и чувствам, рискует быстро утратить своё могущество. Дети тьмы не созданы для любви, всё человеческое в них порождает некий надлом. И во мне он был. Ещё бы ему не быть. А значит, находиться рядом с красновлаской просто опасно. И надо разорвать контакт. Пока не стало поздно, и пока я её не полюбил.
– В общем, я скоро уйду, – продолжил я, выныривая из раздумий, – ты вольна поступать, как считаешь нужным. Только не вздумай кому-то обо всём этом рассказывать. Во-первых, тебе не поверят. Во-вторых, ты меня подставишь. Я, конечно, мог бы залезть тебе в голову и подтереть там всё то, что не стоит так оставлять. Но не стану. Окей?
– Да, окей, – сказала она, вставая, – я пойду тогда, прогуляюсь. Можно?
– Конечно, – ответил я тоже постепенно поднимаясь, – у тебя дверь изнутри без ключа открывается?
– Угу.
