Хрупкие танки - страница 28

Если честно, мы оба со стороны смотрелись как двое недотеп, которые собрались разрешить неразрешимое, хотя это было странно: я мог с аппарата выстрелить в муху и попасть, а Мун – вообще андроид, недавно раздавивший инопланетыша. Но вот подобраться к какой-то там раздатчице у нас не было сил; это казалось более опасным. Я стал ловить себя на мысли, что, возможно, подхватил ту же болезнь, что и мой приятель: я туго соображал всякий раз, когда речь заходила об Анне. Это было странно и глупо: она даже не знает о моем существовании, не говоря уже о том, чтобы говорить со мной, а я уже чувствую себя так, будто в ее руках моя судьба.

Необходимость написать ей для меня была смертельным номером.

– А можно ли вообще подобрать такие слова, которые бы не выставили меня маньяком?

Андроид засмеялся:

– Я не уверен. Да и это не ко мне. Тебе лучше удастся, ты ведь можешь представить, что сам бы хотел прочесть…

– Ничего. Я ничего не хотел бы прочесть. Я вообще не люблю переписки.

Мун вскочил и дал мне подзатыльник, от которого перед глазами заиграли искры. Он шумно приземлился на стул и, нахмурившись, поглядел на меня.

– Не строй из себя идиота. Если не соберешься, мы так и будем по эту сторону вечно.

Силу он явно не рассчитал: перед глазами висели густые ватные облака. Обида горько обожгла желудок.

– Я должен беспокоиться, что ты не встретишь свою девчонку еще раз?! – закричал я. – Да если бы она хотела встречи, давно бы нашла тебя сама, и ты это знаешь! Им-то можно выходить. Отчего ты вечно надеешься, что план сработает?! Почему тебе просто не работается, как раньше?!

Его выражение лица сменилось на разочарованное. Он как-то по-человечески вздохнул и почесал затылок.

– Потому что ты и сам не можешь иначе. Или хочешь вечно вылизывать эти аппараты?

– А ты хотел бы, чтобы я вылизывал соседнюю раздатчицу?!

Повисла пауза. Я глядел на его растерянное лицо и чувствовал, как несчастный андроид пытается сдержать улыбку. Я воспринял это как соревнование: пусть он засмеется первым. Еще минуту я буравил взглядом его глаза.

– Вылизывать? – спросил он.

И он выиграл воображаемое состязание. Я смеялся.

Владимир

Я не знал, что ей написать. В голове поселилась уверенность, что это не последний подарок. Я где-то слышал, что заинтересовать девушку не так просто. Особенно если она не видит твоего лица. А с моим лицом и подавно – лучше использовать то время, пока она его не знает. В глубине души я понимал, что вряд ли стану человеком, ради которого она пойдет практически на преступление и проведет нас на Первую фабрику. В конце концов, я сдался: откуда во мне взяться остроумному романтику?! Чем проще, тем лучше, так подумал тогда я. Но все же решил оставить краткую записку.

«Ради этого я отказался от утреннего кофе. Но ты того стоишь».

Корявая фраза. И написана коряво.

Анна

Я говорила по-английски хуже, чем по-русски: хоть это и не одобрялось, но мои родители не сразу учили меня английскому. Может быть, поэтому мои чувства всегда «звучат» на русском, ведь я не знаю, как описать их иначе.

Однако на другие темы я могу думать на обоих языках. Когда я гасила свет в своей комнате, то часто ложилась на кровать и смотрела в темноту. Всех раздражает, что иногда я мечтаю «попусту», но по-другому я просто не могу справиться с ощущением пустоты. А стоило только щелкнуть выключателем, и вот я уже держу за руку любимого человека и счастлива с ним просто так. Или выгуливаю свою собаку, вывожу ее в поле, и она бегает так далеко и быстро, что я иногда теряю ее в высокой траве; но как только я зову ее – вот она уже здесь, лижет мне руки, а я запускаю руки в густую шерсть… Я представляла все то, что, как я думала, никогда не смогу почувствовать; все то, что впечатляло меня в фильмах и книгах. Я очень редко бывала одна, но никогда не ощущала себя с кем-то. В мире не было человека, с которым я могла расслабиться и, скажем, есть так, как мне удобно. Того, с кем я могу смеяться, не закрывая рот рукой, с кем можно плакать, не беспокоясь о том, насколько покраснело мое лицо, того, кто пах бы для меня домом.