Хрупкие танки - страница 29

Это все, пожалуй, даже казалось мне чьей-то выдумкой. Будто все это придумали только для того, чтобы легче жилось. Ожидать, когда все станет лучше, куда приятнее, чем жить без надежды.

Когда вся эта история только начиналась, у меня был ужасный период. Даже сейчас, когда печатаю, дрожат руки. Порой случались такие вечера, что я боялась остановиться: боялась прекратить что-то делать, чтобы, не дай Бог, не проскочила тревожная мысль и вновь не притянула за собой поезд страха и панических атак. И вот, стоило лишь случайно взглянуть в зеркало, как состав шумно останавливался и с грохотом оттуда выгружались железные и тяжелые домыслы. В желудке жгло огнем и ядом, и я добивала горечь слезами и вопросами без ответов. Три раза посмотреть, закрыто ли окно, пять раз проверить температуру в комнате, восемь раз взглянуть на часы, и прочие «радости» моего расстройства. Порой ночью приходили кошмары. Я открывала глаза с ощущением, будто меня уже нет. В одном из таких снов я умоляла некое существо, чтобы оно прикончило меня, ведь мне надоело блуждать по лабиринту из страхов, сомнений и тоски, которая каждую секунду била по мне так, что, должно быть, на каждом ребре остались трещины. Они болели при любом воспоминании о времени, когда, как мне думалось, мне было хорошо. Хотя это была одна большая иллюзия.

Наверное, надо поменьше мечтать и рисовать людям нимбы. Наверное, надо меньше переживать о том, что о тебе думают: вдруг потом выяснится, что тот, перед кем ты боялась лишний раз чихнуть или глупо рассмеяться, и вовсе ничего о тебе не думал.

Одна большая история странной дружбы и… не то чтобы разбитого сердца, а, скорее, еще одной маленькой трещины.

Анна

В общем-то, тут и рассказывать нечего.

Мне было четырнадцать, когда я оказалась в одной группе с Алексом Коулом на обучении механике. Больше всего меня беспокоила его непринужденность. Именно так. Именно беспокоила. Я не могла спокойна жить, пока он так непринужденно и спокойно общался со всеми, отшучивался в разговоре с профессорами, улыбался, стоя за дверью перед экзаменом. А я всегда психовала. Я нервничала так, что мой желудок скручивался в комок, и я без конца ощущала холод. Он подходил ко мне так близко, что я начинала смущаться. И смотрел так, что поначалу я не испытывала к нему ничего, кроме гнева. Этот парень буквально залезал в душу наглым взглядом глаза в глаза. И как-то обезоруживал. Казалось, что у меня нет права его отталкивать. Нет права и думать, что он мне не нравится. От него исходила возмутительная уверенность. Он буквально всегда был неотразим. Два года я наблюдала, как он поправляет свои черные кудри и рассказывает анекдоты, заменяя имена героев на мое и его. А потом произошло это.

Помню, как в зале было холодно. Мы с однокурсниками пошли в кино, а Алекс сел рядом со мной. Руки замерзали так, что я еле шевелила пальцами. Я нервно терла их о свои колени. И тут этот парень просто резко и даже как-то раздраженно схватил мою руку и сжал так, что зарябило в глазах.

– Дай лучше я, – и он стал торопливо выдыхать горячий воздух на мот пальцы, прислонив их к своим губам.

Почему я тогда ничего не сказала? Как я вот так просто позволила ему это? Он даже не был моим другом.

Дальше хуже. Когда жар прилил к моим рукам, он сжал мою ладонь и положил на подлокотник. Весь фильм я краем глаза видела, как он смотрит на меня. Я не хотела смотреть в ответ: боялась увидеть его «улыбающийся» взгляд; это бы добило меня. Сразило наповал. Всего за неделю до этого этот парень сказал мне весьма запоминающийся комплимент: «Прекрасна как выходной, но и как катаклизм». Странно, но я отчетливо прочувствовала, что он хотел выразить. Не знаю, понравился ли он мне тогда, но не было и пяти минут, чтобы я не думала о том, что он сказал.