Он сидел в семейных цветастых и линялых трусах в кресле, поджав ноги в пупырышках, почемуто не снимая мокрые новые носки, и чувствовал себя несчастным. Злился на Зоеньку, которая намыливала его штаны и ворчала в ванной. И вдруг поймал себя на мысли, что он сейчас почти изменил жене, ну, по крайней мере, в мыслях, с той женщиной, облившей его грязной водой, и Зоенька сейчас собственноручно смывает следы его преступления с брюк. Это так возбудило Тимофея Ивановича, что он решительно встал, ворвался к Зоеньке в ванную комнату и задрал её юбку.
У Зоеньки ломило поясницу. Она сегодня целый день мыла полы, крутила банки с заготовками и очень устала. Она сердилась на мужа, что он уляпал неизвестно где светлые и почти новые брюки. Если их не застирать сразу – пятен не вывести. Так бы плюнуть на всё и отдохнуть в кресле с новым журналом о жизни беспутных и наверняка развратных звёзд. Но брюк было жалко. На следующей неделе они были приглашены в гости, и она планировала, что Тимофей Иванович пойдёт нарядным и будет выглядеть уж точно не хуже мужа её подруги, а тут – пятна.
Решительно одёрнув юбку, Зоенька решила, что Тимофей Иванович стукнулся головой, когда изгваздал свои брюки, но потом почувствовала, что дело плохо. Возможно, он чемто заразился. Иначе как можно объяснить его поведение? И эти незапланированные и прямо скажем какието дикие порывы? Она решительно повернулась к Тимофею Ивановичу с мокрыми брюками в руках и увидела его искажённое лицо. Недолго думая, она хлеснула его по этому искажённому лицу грязными, в мыльной пене брюками и раздражённо кинула их в тазик.
– Что это ты удумал? – вскричала она, получивтаки подтверждение маминым словам, что все мужья кобели.
Тимофей Иванович тяжко переживал такое унижение от Зоеньки. Он не разговаривал с ней весь вечер. Лёг спать позднее её и всю ночь ворочался. Утром встал осунувшийся и грустный.
Зоенька посмотрела утром на мужа и раскаялась. Видимо, она неправильно его поняла. «Может быть, он хотел ей помочь и облегчить боль в пояснице? – уговаривала она себя. —Но почему его лицо было так странно искажено?»
Честно говоря, Зоенька иногда подсматривала за мужем в моменты тех, два раза в году дозволенных ему телесных радостей. Точнее, она первый раз чутьчуть приоткрыла глаза на третий год совместной жизни, пытаясь понять, так же Тимоше это противно, как и ей, или всё же приятно. В первый раз она не определилась. Сначала она подумала, что, скорее всего, ему больно так сильно, раз его лицо перекосилось, он застонал и упал рядом потный и обессиленный. Она пожалела мужа, но решила, что для того, чтобы появились дети, они должны страдать вместе. Но у них родился сначала один ребёнок, потом второй, а Тимофей Иванович всё так же продолжал страдать свои положенные два раза в год. Зоенька задумалась, а так ли это противно ему, как ей? И на десятом году брака решила подсмотреть ещё раз. Но так и не поняла.
Тимофей Иванович ушёл на работу, продолжая сердиться на Зоеньку. На проходной его встретила новенькая вахтёрша, молоденькая и хорошенькая. Принимая пропуск, она ему так улыбнулась, что плечи у Тимофея Ивановича сами собой расправились, живот втянулся, ну, насколько возможно – сантиметра на два, и настроение расцвело. В обед он подумал, что, наверное, он улыбается совсем не тем женщинам. «Старухи» – он смело произнёс про себя это слово, но не относя его к Зоеньке – не способны оценить его как мужчину. С этими мыслями он смело вышел после рабочего дня за проходную.
