– А вы точно уверены, что эта должность вас устроит? Работы много, а вот денег не очень. И потом, я не вполне уверена, что наш музей устроит ваша кандидатура на эту должность. Что вы на это скажете? – Сапожникова продолжала улыбаться, но её улыбка теперь больше стала походить на застывшую, натянутую на лицо маску.
Аня была абсолютно уверена, что здесь ей ничего не светит, к тому же директриса была ей неприятна.
– Что я могу сказать? – пожала она плечами. – Как говаривал мой дедушка, «не судьба – понятие более позитивное, нежели негативное», – при этих словах Аня поднялась с чётким намерением уйти.
– Погодите-ка, присядьте, – повелительным, не терпящим никаких возражений тоном остановила Аню Сапожникова. – Пётр Афанасьевич – ваш дед?
– Да. Я не представилась: Воронцова Анна Алексеевна. Профессор Воронцов действительно мой дед.
– Алексей Петрович и Надежда Ивановна – ваши родители?
Аня кивнула головой. Сапожникова некоторое время молчала, видно было, что мысли её далеко. Наконец она поднялась, подошла к книжному шкафу, некоторое время перебирала корешки книг, выбрала две из них и положила на стол перед Аней. Сверху лежало старое, довоенное издание учебника по этнографии края, написанное Петром Афанасьевичем Воронцовым для студентов исторического факультета университета. Эта книга очень хорошо была знакома Ане: на её книжной полке стояла точно такая.
– А знаете, как я догадалась, что вы внучка профессора Воронцова?
– Вы наверняка слышали эту его фразу о судьбе, которую он так любил повторять?
– Да, но не от него, как вы понимаете, а от своего деда, который преподавал с ним на одном факультете, и для которого Пётр Афанасьевич был непререкаемым авторитетом. Когда вашего деда взяли по доносу, он был одним из немногих, кто в то жестокое время встал на его защиту, за что и поплатился. Но в отличие от вашего деда, моему удалось выжить в лагерной мясорубке. А это вот, – Сапожникова открыла вторую книгу, – альбом, в котором вы можете обнаружить весьма интересные фотографии.
Аня листала альбом. На многих фотографиях были запечатлены её отец и мама. Множество рабочих фотографий, которые она никогда не видела: у доски во время лекции, в окружении студентов, на раскопках.
– Итак, с завтрашнего дня вы приступаете к работе. Думаю, в вашем лице музей приобрёл настоящего специалиста.
После ухода Ани Сапожникова долго ещё просматривала альбом. Ирония судьбы! Она так долго и тщательно подбирала кандидатуру на освободившуюся вакансию и уже почти отчаялась найти сотрудника, который отвечал бы её требованиям. Но тут провидение послало ей эту девочку! Продолжательница знаменитой династии историков. Будет достойная ей смена. Из неё выйдет толк, или она не Воронцова!
– Обживайся, вот твой стол и компьютер, – Клава Стрельникова деловито показывала Ане кабинет, в котором ей вместе с Клавой и ещё одной научной сотрудницей предстояло работать на благо музея. Клавдия была крупной высокой девушкой. Вероятно, из-за её роста полнота особо в глаза не бросалась. Зато взгляд у неё был пронзительный, он словно пригвождал к месту, особенно, если владелица этого взгляда была «не в духе». Служители между собой звали Клаву ведьмой за её чёрные глаза и, прямо скажем, вздорный характер, а те, кто ей сочувствовал, считали, что она такая из-за своего одиночества. Старой деве, как иногда за глаза звали её сотрудники, было уже двадцать пять лет.
