Прислонившись плечом к стене на родной лестничной клетке, я зажмурилась, наслаждаясь приятной прохладой и переводя дух. И только тогда заметила конверт, свернутый в трубочку и засунутый за ручку двери. Самый обычный, простой конверт, размером с альбомный лист, из плотной, чуть желтоватой бумаги. На нем не было ни подписи, ни марок, ни штампа почтового отделения. Это могло быть все что угодно, начиная от чьей-то глупой шутки, заканчивая рекламной акцией магазина канцелярских товаров. Вот только…
Я громко сглотнула, вытерев влажные ладони о джинсы. Сжала пальцы в кулаки, пытаясь унять пробившую тело дрожь. И все же двумя пальцами вытащила этот злосчастный конверт. Аккуратно, медленно, глядя на него как на самую ядовитую в мире змею.
Плотная бумага легко распрямилась, демонстрируя старомодную сургучную печать на краю. Самую обычную, круглую, без инициалов, подписей и хоть каких-то опознавательных знаков. От вида которой у меня самым натуральным образом подкосились колени, и я медленно сползла по стеночке вниз, держа этот злосчастный конверт на вытянутых руках перед собой.
- Не хочу…. - я тихо выдохнула, откинув голову назад и сглатывая горький ком тошноты, подкативший к горлу. В кои-то веки искренне пожелав, чтобы все мои подозрения и опасения оказались внезапной паранойей, обострившейся на почве стресса и травматических воспоминаний. Боже, да я даже согласна на официальную бумажку с диагнозом, лишь бы…
Только бы в этом конверте было не то, о чем я подумала, увидев его. Только бы не оно. Только бы не снова!
Приложившись пару раз затылком об стену, я все же вновь подняла голову, уставившись на анонимное послание. И облизнув внезапно пересохшие губы, сломала все еще дрожащими пальцами печать, открывая его. С тихим шелестом вытаскивая из шершавой на ощупь бумаги один-единственный лист и чудом успевая зажать себе рот до того, как заору.
На листе формата А4, на глянцевой, толстой бумаге была распечатана одна единственная цветная фотография. Потертые, местами порванные пуанты нежного, светло-бежевого цвета, с широкими лентами-завязками лежали на бинтах, пропитанных местами кровью. В окружении мелких осколков и сломанных бритвенных лезвий они смотрелись…
До ужаса прекрасно. Так прекрасно, что у меня сводило желудок от ужаса, а на языке скопилась противная горечь, а сердце громко бухало в груди. Я, как ни старалась, не могла отвести взгляда, прекрасно помня, как одела эти самые пуанты в первый раз. И как снимала их в последний, глотая слезы боли и пытаясь не орать от вида крови, пропитавшей ткань.
“Любовь” коллег по цеху и их “высокая” оценка моих способностей оставили белесые шрамы на стопе и пальцах. И чужая зависть в мире искусства может стоить тебе всего и даже больше.
- “Я храню это чудесное воспоминание… А ты?” - я хрипло втянула воздух сквозь зубы, читая послание, выведенное каллиграфическим почерком внизу фотографии. Затем прочла еще раз и еще. Вспышка злости обожгла изнутри и я, зло скривившись, резким движением разорвала лист бумаги на мелкие кусочки.
Аккуратно сложив их в конверт и смяв его в кулаке в комок так, что острые края больно врезались в кожу. Успев засунуть его в карман джинсов до того, как на лестнице появился чему-то довольно улыбающийся Ден, крутя в руках связку моих ключей.
Рассказывать братцу об этом послании я не собиралась. Как и думать о том, чем вызван этот “привет из прошлого” и что еще ждать.
