Хрустальные души - страница 8

– Почему ты вёл себя как моральный урод, Рид? Что она тебе сделала, чтобы ты перешёл все границы? Тебе самому не стыдно, что ты ведёшь себя как трусливый мальчишка?

Рид молча смотрел на меня, и спустя несколько секунд, осушив свой бокал и поставив его на столик, уронил голову на руки, расположенные на коленях. В свете не затушенного камина его фигура выглядела сгорбленной и очень напряженной.

– Её приезд выбил меня из колеи.

Я не ослышался? Он серьезно думает, что это нелепое оправдание поможет ему и усмирит мой гнев? Он серьезно думает, что я смогу списать его неуважительное отношение на такую нелепость?

– Выбил тебя из колеи? Серьёзно? А получше ничего не мог придумать?

Рид не поднимал взгляда со своих ног, его гложило что-то, чем он не хотел делиться со мной.

– Я извинюсь завтра, Даян. Обязательно.

Его слова звучали очень искренне и тихо. Хоть он и не поднимал на меня глаз, и я не видел выражения его лица, но в глубине души я поверил ему. Я знал, что он сдержит свое слово и, допив бокал и обуздав на время свою злость к другу, не проронив больше ни слова, оставил его в одиночестве. Добравшись до своей постели, я моментально вырубился, ощущая тепло от осознания, что Рей спокойно спит не за тысячи километров от меня, а всего через несколько комнат.

Следующее утро встретило меня ярким солнцем из-за приоткрытых штор. Быстро накинув на себя футболку и джинсы, я вышел из комнаты, даже не расчесав спутанные от сна волосы. Я хотел, как можно быстрее удостовериться, что вчерашний вечер не был всего лишь плодом моего воображения. Спускаясь вниз, я понял, что был наверно последним, кто ещё не ощутил божественные ароматы, доносившиеся с кухни. Шарлотта, как всегда была на высоте. Она каждое утро выходных дней, когда мы оставались здесь все вместе, радовала нас своим шедеврами. Но как только я спустился по ступеням ниже и поднял глаза в сторону кухни, то так и остановился на лестничной площадке, не сделав ни шагу в сторону, ведущую меня к ароматам.

Рейна, что-то сосредоточено нарезала на разделочной доске, периодически отходя к плите, переворачивала блинчики и помешивала что-то в другой сковороде, возвращаясь снова к барной стойке и разделочной доске. Я так и застыл, улыбка всё шире расплывалась на моём лице. Это был не сон и моя сестра действительно вернулась. Я так отвык видеть её, а тем более в домашней одежде. На ней были черные шорты и футболка того же цвета с каким-то принтом. Забранные в пучок влажные волосы блестели, видимо она не так давно вышла из душа. Ни грамма косметики на лице, что ничуть не портило, а наоборот только украшало её естественные черты лица. Она пританцовывала по небольшой кухне под заводную музыку, звучащую из её телефона, не обращая внимания на остальных. Парни же, что-то едва слышно обсуждали, склонившись над какими-то бумагами на столе в гостиной. Только Кассиан, не сводили с неё всё того же восхищенного взгляда, каким смотрел на неё с первого дня их знакомства. Иногда мне казалось, что эти двое даже ближе, чем мы с Рей. Он нашел в моей сестре родную душу и только с ней стал более открытым.

У Каса не было семьи, он вырос в детском доме. В один из холодных зимних вечеров он сбежал и попался мне на глаза, когда я уже направлялся домой, а он брел, не разбирая дороги по тёмной улице. Он часто болел, и более сильные ребята его избивали за это, когда я об этом узнал, то по всему моему телу пробежали мурашки. Кас был почти того же возраста, что и Рей, и я просто представил на его месте мою сестру. Наверно совесть тогда и сочувствие выиграли ту битву за выбор и, посоветовавшись с Ридом, мы забрали его под свою опеку, а уже позже он стал очень полезен и вошёл в главный состав. Он не выделялся силой, но у него были очень развиты сопереживание и умственные способности. Так как Рей была почти его ровесницей и такая же робкая в детстве, как и он, то они сразу нашли общий язык. Сейчас по нему, конечно, не скажешь, что он когда-то недоедал и подвергался жестокости. Он вырос и стал очень симпатичным молодым человеком, подкачался, приобрел более мужественные черты лица. От худого одинокого мальчишки остались только платинового цвета глаза, по которым сейчас сохли толпы девушке, и каждая считала гордостью затащить его в свою постель.