Хрустальные Маски - страница 20
— Ну ладно, спи, – сказал он. – Я сам выключу везде свет и опущу жалюзи.
Лорелей косо глянула на него.
— Чего так смотришь? – спросил он.
— Ты терпеть не можешь выключать свет и опускать жалюзи, всё время мне приходится.
Джон улыбнулся:
— Раз ты уже улеглась, а я собираюсь пойти посидеть в баре, сделаю над собой усилие.
— Пойдёшь с Итаном?
— Как всегда. Но не беспокойся, на этот раз вернусь не слишком поздно.
Он наспех поцеловал её в висок, отнял руки и вышел из спальни.
Лорелей забралась под одеяло, но уснуть сразу не смогла. Впервые она была довольна, что Джонни пошёл вечером в бар без неё. Она ещё не оправилась от того, что с ней приключилось на свадьбе Ханса, как вдруг свалилось нечто такое, что превосходило её силы. Ни ей, ни Джону и в голову не приходило произвести на свет ребёнка, по крайней мере не сейчас.
***
Два дня спустя Лорелей всё ещё не решилась сказать Джону, что он станет отцом вторично. Не хотела делиться секретом, хотя в проблеске благоразумия пообещала себе, что скажет ему как можно скорее в надежде, что он воспримет это не слишком болезненно.
Лорелей никак не могла осознать, что, несмотря на надлежащие предосторожности, всё-таки забеременела. Дома она только об этом и думала, и лишь у себя в кабинете ей удавалось переключиться на другое: работа отвлекала её и давала немного перевести дух.
В среду утром Лорелей пошла со своим подзащитным Петером Уолласом в зал судебных заседаний.
Лорелей повидала много подсудимых: они нервничали, каялись, тревожились, испуганно вжимались в стул или даже сидели довольные собой, но никогда ей не случалось увидеть у подсудимого такого отрешённого выражения на лице. Её подзащитный вёл себя так, будто всё происходящее совершенно его не касается. Он сидел рядом с ней, вперив взгляд в пустоту, ни на что особо не смотрел, руки сложил так, как обычно складывают в церкви, а не в суде.
С судьёй Генри Пальмером Лорелей познакомилась, когда проходила практику, и стала ценить его за гуманность, которая всё же не проскальзывала из-за полуприкрытых век, тонких губ и всегда сжатых челюстей. Во время заседаний улыбался судья редко. На глаз с последнего раза, когда они встречались, судья потолстел по крайней мере килограммов на десять: теперь брюхо у него упиралось в край стола. Даже мантия не помогала скрыть расплывшиеся телеса.
Судья поправил очки на носу и задал ожидаемый вопрос:
— Подсудимый признает себя виновным? – голос прозвучал громко и хрипловато, будто у судьи совсем недавно болело горло.
Лорелей обернулась на Петера Уолласа, тот сидел не шевельнувшись. Лишь слегка дрогнула красиво обрисованная нижняя челюсть, давая понять, что обвиняемый жив.
— Не признает, ваша честь. Мой подзащитный судимостей не имеет, всегда вёл безупречный образ жизни, а деяние, в котором он обвиняется, надо ещё доказать. Улики против него основываются только на показаниях свидетеля, не заслуживающего доверия. Прошу освободить под залог.
— Государственный обвинитель… – дал слово судья.
— Судимостей у обвиняемого нет, это верно, но характер у него агрессивный, это он уже показал: при любом поступке всегда есть первый раз. Кроме того, существует опасность побега из штата, родственники могут помочь ему денежными средствами. Прошу требование защиты отклонить.
Судья сосредоточенно подумал и решил:
— Освобождение под залог отклоняется.
И сухим ударом молоточка закрыл заседание.