Хрустальные Маски - страница 35

— Нет. Сейчас никак не могу вспомнить.

— Ты сказал: «Мне словно булавку в сердце воткнули. Такая ноющая боль, и не проходит, и не даёт покоя, и придётся жить с ней кто знает сколько времени. Я всего лишь научился переносить такую боль лучше, чем ты».

— Вот так память, поздравляю!

— Без такой памяти я не могла бы и надеяться играть в театре. А твой ответ мне прямо в душу запал. Но вернёмся к главному: «Я всего лишь научился переносить такую боль лучше, чем ты». Ты и сегодня сказал бы то же самое? Мне кажется, что я переношу боль лучше тебя.

— Вот как?! И отчего ты так думаешь?

— Оттого, что я пытаюсь развивать себя, а ты только катишься вниз.

— Ну, легко совершенствоваться, когда начинаешь с самых низов… – Сонни запнулся. Чёрт возьми!

Это у него вырвалось. На этот раз он задел за самое больное место Люси: уважение к самой себе.

Он почувствовал, что Люси перестала дышать.

— Прости, Люси, я не хотел обидеть, правда… – в спешке заговорил он, тронув Люси за руку.

Она склонила голову и неотрывно смотрела в бокал, который держала двумя пальцами, будто созерцает бегущие со дна вверх пузырьки, потом подняла заблестевшие от слез глаза и посмотрела Сонни прямо в лицо.

— Совсем недавно ты никогда не сказал бы мне такой гадости. Я, может, и сказала бы, а ты нет. Тебе это ни о чём не говорит?

Сонни вздохнул.

— Говорит, что нам было бы лучше прервать разговор и встретиться в более подходящий момент. Видимо, я сегодня не в духе, вот и вылетают неудачные слова; поэтому я предпочёл бы, чтоб ты звонила и предупреждала, а не заявлялась неожиданно. Я всегда рад видеть тебя, конечно, но бывают моменты, когда мне лучше посидеть одному. Это не значит, что я невзлюбил тебя, – он улыбнулся.

Люси забрала у него бокал и бутылку.

— Ладно! Тогда в следующий раз, когда увидимся, сделай так, чтобы ты принёс мне шампанское: по какому такому поводу будешь праздновать, я пока и представить себе не могу, но что бы ни было, буду рада составить компанию, – она повернулась на каблуках и ушла из сада, Сонни остался стоять около фонтана.

Люси поставила бутылку и бокалы на буфет в гостиной, вымученной улыбкой попрощалась с Луиз, которая прошла вперёд открыть дверь; Люси села в машину, и улыбка исчезла у неё с лица, а из глаз облегчённо полились горючие слёзы.

Она больше не знала, что делать. Попытки встряхнуть Сонни и вывести из состояния безразличия, которое крылось за неадекватным и нелогичным по сравнению со всегдашним поведением, каждый раз шли впустую. Он уже давно был сам не свой.

Всё началось с того, как он узнал, что его невеста Лин, ставшая позднее женой, изменила ему с Хансом. Потом он увидел, что жена скатилась в алкоголизм и азартные игры, и стал чувствовать себя ещё хуже вплоть до того дня, когда дочка погибла в дорожной аварии как раз по вине матери, которая по идее должна была уберечь девочку, а она, наоборот, потащила её с собой к катастрофе.

Появление Эстер в жизни Сонни ухудшило дело.

Люси больше того, что делала для Сонни, сделать уже не могла. Они сблизились потому, что их объединяла одна и та же боль, стали часто видеться, чтобы помочь друг другу пережить превратности судьбы. Но Сонни не хотел или не мог забыть. Не то, чтобы сама Люси забыла, что влюблена в брата Эстер, вовсе нет; но она старалась думать о нём как можно реже и жить своей жизнью, чтобы не оказаться в ловушке у прошлого как рыбина в сетях.