Когда Катя вошла, он сидел со скучающим видом, как ни в чем не бывало. Конечно, я бы ни за что не стал выдавать его из чувства мужской солидарности, но играть было действительно неинтересно.
– Ну, что там? – она села на место.
– Я – «пас», художник – «раз», – ответил Сергей Иваныч, вращая мутными глазами.
– Я скажу… тоже «пас», пожалуй, – со вздохом промолвила Катя.
– Шесть пик, – произнес я.
Началась игра. Катя снова поморщилась, замечая неверные ходы.
– Ренонс! – Сергей Иваныч засмеялся, уткнувшись носом в карты.
– Какой к черту «ренонс»? – Катя уставилась на него презрительно.
– Играть невозможно! – заметил я. – Вы перепутали все взятки, Сергей Иваныч.
– Отчего же перепутал? Позвольте… это моя, вот эта… – неуверенно ответил он и замолчал, ворочая глазами.
– Закончим на сегодня! Действительно, это не игра, – сказала Катя, положив карты на стол. – И вот еще что, Сергей Иваныч…
Он остановился в дверях и вопросительно посмотрел на нее, постепенно приходя в свое нормальное состояние. Катя стала медленно прохаживаться по комнате, приложив руку к голове, и говорила тихим голосом:
– …Эта девчонка – горничная, она сказала все что нужно. Сделайте так, чтобы я ее больше не видела. Не могу смотреть на нее. Она не нужна нам более, – добавила Катя еще тише.
Сергей Иваныч кивнул головой и ответил:
– Она раскаивается и, по-моему, искренне…
– Это все притворство! Продолжение игры, в которую она играла, работая здесь, скорее делала вид, что работает.
– Но мадам…
– Я не верю в раскаяние! – Катя посмотрела на него уничтожающим взглядом. – Вы знаете, что надо сделать!
Она подняла левую руку и стала поправлять перстень на безымянном пальце, нетерпеливо поворачивая его из стороны в сторону, как будто он мешал ей.
Сергей Иваныч удалился с мрачным видом. Катя проводила его взглядом, уселась на диван и, откинув голову на спинку, задумалась. Она стала разглядывать свои ярко накрашенные ногти. Затем сказала тихо:
– Я помню, как она улыбалась, глядя мне в глаза. О! Как она улыбалась?! Эта постоянная радость на ее лице… она всегда присутствовала. Вот тогда-то и родились мои подозрения. Теперь, когда все стало ясно, я хочу лишь одного…
– Чего же?
– Стереть улыбку с ее лица! Этот вид «постоянной довольности».
Я спросил:
– А сколько ему лет? Сергею Иванычу?
– Лет 55, наверное, точно не помню. Он давно со мной, с самого начала. Провернули с ним одно дельце и он «испачкался» от излишнего усердия. Я «отмыла» его и оставила при себе. Он верный старый волк, матерый. Такой не кинет в беде, не оставит тонуть в яме, не ужалит исподтишка, как другие, большинство. – Катя потянулась устало и прилегла удобнее, бросив подушку за голову. – Парочка удачных контрактов, – начала она после короткой паузы. – И я на высоте! Но как только появляются деньги, вместе с ними появляются новые знакомые, – при этих словах Катя нахмурилась и замолчала.
– Откройте, пожалуйста, окно, что-то душно стало, – попросила она и продолжила, вздохнув полной грудью, – они спешат примазаться, называют себя «друзьями», но я то знаю им цену, чего они стоят. Вместе с деньгами появились новые возможности. Они вскружили мне голову поначалу, но я быстро пришла в себя. – Катя отвернулась и, прищурив глаза, спросила тихо. – Что молчите? Разве я не права?
– Правы!
Она зевнула, прикрыв рот ладонью, и продолжила:
– Знаете, как бывает, когда у тебя нет денег и ты никому не нужна? Никто тебе не звонит: «Что ты? Как ты?», но когда появляются деньги, все меняется с точностью до «наоборот». Изменяется твоя жизнь, мир изменяется: больше денег – больше возможностей.
