«Итальянец» щёлкнул пальцами по обеим сторонам перед лицом Джека, указывая на его невменяемость. Джек посмотрел на эти щелчки. К горлу поршнем поднималось негодование. Иосиф почувствовал левым плечом тепло – это прилив крови к лицу Джека – и по-отцовски заступился за него:
– Не приставай к парню.
Он попечительно, с сочувствием, спросил Джека:
– Ты же понял?
Эта обходительность старика бесила Джека только сильнее. Красное лицо выжимало пот. Вдох-выдох. Он снизил градус внутреннего гнева и сказал:
– Ага. Четыре на троих. Не три на четверых, а четыре. Это лучше.
«Итальянец» удовлетворился ответом и откинулся на спинку. Он высказался тембром мафиози:
– Он наконец понял.
Их взгляды с Джеком сцепились. «Итальянец» сдался и почти сразу торопливо отвёл взгляд.
Женщина посмотрела на Джека как на милую дочь. От такого взгляда на его спине будто вырастали драконьи шипы. Но она умилялась ещё сильнее. И здесь хоть плачь, хоть смейся.
В общем, был найден компромисс.
3
Стюардессы и стюард выступили с известным пантомимическим номером – уроком безопасности. Все смотрели. Защёлкали ремни. Самолёт медленно поехал в сторону взлётной полосы.
Временное молчание.
Четыре соседских глаза напротив Джека – мужчина и женщина – любовались им каждый по-своему. Было ощущение, что этот мужчина в бриолине – «итальянец» – специально плохо смыл подводку с глаз после спектакля, чтобы люди думали, будто это его естественный взгляд. Он сделал хорошо отрепетированное движение: слегка оголил белые зубы, чтобы показаться Джеку вежливым. Точнее, чтобы Джек показался себе невежливым в сравнении с ним. Эта белоснежность улыбки и слишком аккуратная эспаньолка выводили из себя и вызывали недоверие. Весьма серьёзное испытание – видеть такого типа: его выщипанные брови добряка и ужасную улыбку с неживой искренностью. Трудно стерпеть и не врезать ему просто так. За то, что он есть. Хорошо, что он у другого края, а не возле иллюминатора. Пусть разница небольшая, но она есть. Самолёт подплывал к взлётной полосе.
Иосиф разбавил молчание:
– Что ж, знакомься. Ты, наверное, узнал их. Это Мария, а это Дмитрий.
Джек закивал головой, показывая видом, что услышал старика. Старик Иосиф не понял, почему парень кивает так равнодушно.
– Узнал? – спросил Иосиф по-отцовски.
– Кажется, нет, – ответил Джек.
Иосиф внутренне ликовал: такой ответ осадил этих двух. Он наслаждался их досадой и еле сдерживал ликующую улыбку, маскируя своё чувство обходительностью.
– Это знаменитые артисты, – Иосиф оглядел актёров.
Дмитрий слегка подбросил выщипанную бровь.
«Итальянец» был оскорблён дерзостью Джека: можно ничего не знать о пирамидах и Олимпии и спокойно жить; но не знать Дмитрия – это признак тотального бескультурья. Каким надо быть идиотом, чтобы не знать меня! Но приходилось мириться – не скажешь ведь – какого чёрта ты меня не знаешь, тупица.
Иосиф наградил Джека любезной улыбкой и дружелюбно спросил:
– А почему тебя зовут Джек? Ты же не похож на иностранца.
Джек смутился. Ему было неловко от этого вопроса, хоть тут нечего было стесняться.
– Я не знаю. Не помню, когда мне дали имя.
– Никто не помнит, – сказал Иосиф.
Облака на потолке мира сходились и расходились, точно инфузории под микроскопом. Если в небе больше облаков – значит, на земле осталось меньше воды, – подумалось Джеку. Самолёт остановился и приготовился разгоняться по взлётной полосе. Громче зашумел двигатель. Махина двинулась и набрала скорость света. Шасси оторвались от земли и скрылись в её брюхе.
