Проснулся я рано, но долго лежал с закрытыми глазами.
Никакого радостного оживления, что почти всегда испытаешь, просыпаясь в гостиничном номере незнакомой страны в предвкушении новых впечатлений, не наблюдалось – лишь смутное беспокойство, переходящее в нарастающий страх.
Помню, в Конго, я уже испытывал подобное чувство. Это было во время охоты на львов. Мы шли сквозь редкую рощу акаций в сопровождении нескольких поводырей. Шли уже довольно долго. Было жарко, я устал нести тяжелое ружье и плелся в хвосте группы, рядом с пожилым худощавым проводником, которого звали Абдуль. И я вдруг обратил внимание, что в руке у него одна только сучковатая палка, которой он пользовался как посохом. Никакого оружия, даже ножа за поясом.
– Абдуль, – спросил я, – а почему у вас нет оружия?
– А зачем оно мне? – удивился он.
– А если на нас нападут львы?
– Львы не нападают на людей. Если только подойти совсем близко и разозлить их сильно.
– А вдруг?
Абдуль усмехнулся.
– Если львы нападут, ружье вам не поможет. Они нападают сразу всей стаей и очень быстро бегают.
– И что – никак нельзя защититься? – неприятно удивился я.
– Единственный способ, – сказал Абдуль, – что есть мочи бежать к ближайшему дереву и залезть как можно выше.
Вот тогда я и испугался. И позавидовал Абдулю, что он совсем не устал, чтобы быстро бегать, и что у него не было ружья, а значит – не было коварного соблазна защищаться. Он наверняка бросит нас при первой же опасности, подумалось мне, и кинется наутек. А потом будет смотреть с высокого дерева, как мы, дураки, героически сражаемся с разъяренными львами, надеясь на смертоносную силу своих ружей.
Мне было тогда так же беспокойно. Я шел и оглядывался вокруг, высматривая высокие деревья и прикидывая расстояние – успею ли до них добежать?
Но тогда нам повезло. Мы встретили лишь одинокого старого льва, стоявшего, пошатываясь, у большого серого камня и тершего об него свою шелудивую шкуру.
Лев рухнул как тряпичная кукла под дружным залпом наших ружей, издав предсмертный рык облегчения.
А потом мы возвращались в лагерь, чувствуя себя победителями и громко споря меж собой – чей выстрел оказался смертельным и кто на что может претендовать от трофея. Мне, кстати, достался хвост.
«Закажу завтрак в номер! – неожиданно решил я».
Завтрак принесла полноватая женщина лет тридцати. Я по привычке сунулся в карман за мелочью, но женщина сразу протестующе замахала руками:
– No, Mister, no!
«Ах, да! – вспомнил я. – Гюлистанцы не берут чаевых».
Об этом странном факте я узнал еще в первый день, когда сопровождающий меня в номер гарсон гордо отказался от пары амеро, которые я ему предложил.
«Что ж, похвальный обычай – решил я. – Эта почти узаконенная фамильярная благодарность унижает человека. Наверное, им здесь неплохо платят, и они очень дорожат своей работой. Хотя…».
Я вспомнил вчерашний разговор с Харифом. Вспомнил, что он говорил о низшем «фиолетовом» классе. Эта женщина наверняка тоже была «фиолетовой». Но я не заметил на ней никакого знака – как-то и не обратил особого внимания по привычке. Что там на ней было? Голубой халат, белый передник…
