Хулистан - страница 56



– Я?!.. Я бы никогда не позволил себе такого, уверяю вас!

– Все вы так говорите, – жалко усмехнулась она. – Хотя… Я вас совсем не знаю.

Она снова отвернула в сторону свою прелестную головку и тяжко вздохнула.

– Мне действительно хотелось бы вам как-то помочь, – сказал я вкрадчиво.

– Чем? Чем вы мне можете помочь? Да и не нужна мне ваша помощь. Просто все это ужасно несправедливо! И – пошло! Фи, как пошло!.. Извините, я пойду к себе.

– Но, разве вы не будете ужинать?! – выпалил я глупость, испугавшись, что она уйдет.

– Что? – удивилась она очень естественно. – Ужинать? Это поразительно! Неужели вы думаете?..

– Но почему бы вам и не поесть? – ухватился я за возможность. – Не собираетесь же вы морить себя голодом из-за этого… Дитриха?

– Нет, конечно! Еще чего! Но…

– Вот и отлично! Я как раз шел в ресторан. Не будет с моей стороны большой дерзостью пригласить вас разделить со мной скромный ужин и бутылочку шампанского?

– Даже не знаю, – робко улыбнулась женщина. – Предлагаете напиться?

– Обязательно! Назло этому глупому Дитриху! Как вы, кстати, относитесь к французской кухне?

– Положительно, – гораздо смелее улыбнулась она.

– Вот видите – наши вкусы совпадают! – многозначительно воскликнул я.

3

Райский Сад

Человек – как роман: до самой последней страницы не знаешь, чем кончится.

Замятин

1

Проснулся я в оглушительно звенящей тишине.

Звенело, а точнее тонко и пронзительно пищало в моем собственном черепке. Словно в нем поселился металлический комарик со своим клювом-дудочкой. Тела я при этом почти не чувствовал, как если бы его отвинтили за ночь от головы. Но голова, превозмогая несносный вибрирующий писк, все же работала. Сухо, бесстрастно и четко – как патентованные швейцарские часы. Я легко и в мельчайших подробностях вспомнил все – с того момента, когда, торжествуя и предвкушая, ввел свою скоропостижно обретенную подругу в зал ресторана, и до того мига, когда, сунув этой потаскухе несколько купюр, отправил досыпать в ее номер. Никаких провалов памяти. Никаких западаний клавиш, смазанных кадров и безвозвратно стертых файлов. Феномен – обратный обычному, когда я, бывало, вот так же безобразно напивался, поддавшись титаническому порыву вздыбить над собой этот гребаный голубой шарик и запустить им в ближайшую звезду, а после обнаруживался неизвестно где в виде расползшейся в пространстве-времени дурно пахнущей бессознательной слизи.


Неожиданно перед глазами всплыл и высветился с преувеличенной иллюзорной яркостью наш «campfire» – заброшенный двухэтажный домик спасателей с круглой минаретовидной каланчой, вбитой бетонным колом в желтовато-бурую известняковую плиту над буйно заросшей тростником лагуной.

Это был едва ли не единственный участок пляжа от Лос-Анджелеса до Лонг-Бич, к которому дошлые калифорнийские инвесторы не проявляли интереса – слишком много кровососущей твари водилось в местных тростниковых джунглях. По причине безхозности, место это неумолимо превратилось в стихийную свалку, куда тайно свозили всякую дрянь с ближайших курортных местечек и частных вилл бойкие обладатели грузовичков – «басурерос», как мы их презрительно называли.

Днем и ночью над пустынными окрестностями царила все та же оглушительно звенящая тишина. Даже брезгливое фырканье океанского прибоя не заглушало гиблого звона. Лишь утробный хохот чаек да ошалелый вой одичавших собак, рыскающих по мусорным кучам, изредка пронзал эту плотоядную тишину зловещими нотами. Но как раз эта отверженная безлюдность и привлекала сюда бродяг со всего побережья, оседавших в местной «коммуне», словно жуки на навозной куче, кто на пару дней, кто на месяц, а кто на долгие тупые годы.