И грянет атомов песнь - страница 18

– Словно феникс, Зэр… – Донесся до меня шепот.

– Словно птица ощипанная! – Крикнул я и ударил рукоятью прямо в камень.

Искра появилась мгновенно, несмелая падающая звезда, а потом мир разлетелся на атомы.

Забирая меня с собой.

Человеку надо мало:

после грома – тишину.

Голубой клочок тумана.

Жизнь – одну.

И смерть – одну.

Утром свежую газету —

с Человечеством родство.

И всего одну планету:

Землю!

Только и всего.

И – межзвездную дорогу

да мечту о скоростях.

Это, в сущности,– немного.

Это, в общем-то,– пустяк.

Невеликая награда.

Невысокий пьедестал.

Человеку мало надо.

Лишь бы дома кто-то ждал.

Р. Рождественский ©

Великие энергии схлестнулись двумя встречными бурями бурь, раздирая случайные частицы в ничто.

Связи рождались и умирали в поисках невозможного симбиоза, создавая квантовые сингулярности и аннигилируя сотней термоядерных реакций.

Стягивались, стягивались, сшивались в клетки, а клетки формировали ткани.

Химические соединения наполняли шаблон, древнейший паттерн разумной жизни, в пропорциях заложенных когда-то тем, кого принято было называть богом.

Азот для нуклеиновых кислот.

Кальций для костей.

Углерод для структуры.

Водород для защиты.

Кислород для…

«Дыши» – голос выдернул меня из небытия, собрал квинтэссенцию из всего того, что когда то звалось Зэром и бросил мою душу обратно в тело.

Вдох!…

Жизнь наполнила меня и я открыл глаза. Очнулся, будто новорожденный после мягкой и теплой тьмы. Неоновый свет ударил по сетчатке, уши наполнил густой бас вибрирующей где-то музыки.

– О… – звук вырвался из меня, проверяя новые связки на прочность. – ду… – я огляделся по сторонам, а потом взглянул и на себя, – …реть.

Я вдохнул еще раз, просто потому что мог, а потом принялся за анализ.

И так, что мы имеем?

Вокруг меня обшарпанные стены с выцветшими и свежими граффити – на языках от понятных мне до совсем специфических, в основном пропагандирующие открытую любовь и нейростимуляторы.

За моей спиной высокотехнологичный, но использованный очень неаккуратно унитаз, с пятнами разнообразного характера к которым я не стал присматриваться.

А еще был “я” – совершенно голый, не считая какой-то инородной вещи на груди, которую в неверном свете иллюминов я не мог как следует рассмотреть.

– Хорошенькое начало… – Поздравил я себя и потянулся к сенсорной панели на двери.

Она отворилась, а я вышел к ряду стерилизаторов, над которыми было заботливо вмонтировано голозеркало.

Без сомнения, это был туалет. Туалет какого-то заведения, судя по гремящей в ушах комбинации из старого доброго рока и неоклассической музыки миров Старого круга.

– Как феникс значит… – Прошептал я, подходя к зеркалу. – Что еще? Клюв на лице и крылья за спиной?

Зеркало сменило матовый слой на голографический, и свет ударил в меня, изгоняя тени.

«Ох, было бы здорово!» – я вздрогнул от голоса возникшего внутри меня, и заполнившего мысли – «Но нет, я ограничилась функциональными улучшениями, не затрагивая основную структуру!»

Странно, но я не чувствовал чужеродности и отторжения – будто это я сам говорил с собой, только гораздо громче и гораздо женственней.

– Эй, голос… – В поисках слов я сделал паузу, во всю рассматривая свое отражение. – Что это за хрень?

«Это новый ты, милый. Чуть лучше тут, чуть лучше там – разве тебе не нравится?»

Сказать, что мне не нравилось – было бы ложью, но я всегда с осторожностью относился к генетическим и аугментарным модификациям, считая человеческое тело храмом.