Она пыталась, а я оцепенел. Подумал: кто довёл её до жизни такой? Что она полы моет и обувь первому попавшемуся мужику трёт? Моя Лиля жрать толком приготовить не умела. Была беспомощно-прекрасной. Её хотелось лелеять и оберегать от всех невзгод.
Я готов был сражаться со всем миром за неё, а она… ржёт до слёз. И как-то больно мне стало, неуютно. Рыкнул на неё от души и даже не обернулся посмотреть: идёт она за мной или не идёт?
Можно и не оборачиваясь слышать: идёт, посмеиваясь. Не так громко, пытаясь сдерживаться, но смех её душит. Что смешного во мне, я так и не пойму. Украдкой смотрю на туфли. Нет, вроде всё нормально. Ширинку забыл застегнуть? Так она вроде глаза не поднимала даже. Но на всякий случай проверяю.
Это как раз та самая идиотская ситуация, когда все смеются, а ты лихорадочно ищешь причину. А её может и не быть. И твоя персона совершенно ни при чём.
В своём кабинете я Босс. За закрытыми дверями – Большой и Злой Босс.
– Что на тебя нашло? – спрашиваю, нависая над Лилькой всеми своими честными метр восемьдесят девять.
– Простите, Геннадий Романович, – смиренно опускает она глазки в пол и хлопает ресницами. Издевается. Понятно.
На миг я замираю. Она невыносимо тоненькая. Платье только подчёркивает её изгибы и талию, что я могу двумя ладонями обхватить. Ещё эти белые кружева на воротничке и рукавах. Как школьница. И перчатки по локоть. Она их так и не сняла.
Меня бросает в жар. Я медленно сажусь в кресло, чтобы скрыть свой позор. Моя Лилька. Жена, между прочим.
– Лиль, давай поговорим? – и голос у меня почти нормальный.
Она поднимает глаза.
– Вы простите. Мне работать надо. А то Гепардовна сейчас прискачет, орать будет. А у меня, между прочим, испытательный срок.
– Какой срок, Лиль? – бросаю с досадой, а сам глаз от неё отвести не могу. Руки так и тянутся растрепать волосы, добраться до кудряшек, которые она насильно в хвост стянула, а затем в косу заплела. Но нет же – вот завитушка вырвалась, вьётся колечком у шеи, будто приветствуя, дразня меня…
– Меня на работу приняли с условием. А мне очень нужна работа. Я пойду, ладно?
Она разворачивается и идёт к двери. А я онемел. Смотрю ей вслед. Наблюдаю, как она выходит и дверь за собой аккуратно прикрывает. Что за хрень?.. Бросила меня, а теперь даже поговорить не желает? Объясниться у неё нет настроения?
Я начинаю закипать. Хочется кинуться за нею, схватить, тряхнуть, как следует. А лучше зажать. Поцеловать, что ли – не пойму, что внутри бурлит.
Я полночи вспоминал прошлое. А сегодня следил за ней. Момент ловил, так сказать, чтобы наедине её захватить врасплох. Ничего толком не получилось. Ерунда вышла, если уж совсем начистоту.
Я её не узнавал. Лёгкая, всем улыбается. Дарит улыбки налево, направо. И все на ней взгляд останавливают – я видел!
Что-то я делал не то. По идее, это я должен обижаться. А по всем приметам – она королева-недотрога. Не я пять лет назад сбежал – она. Ни слова ни полслова – хвост трубой задрала и свалила. А теперь делает вид, что я пустое место, не достоин её внимания.
Я завёлся так, что большого труда стоило себя остановить. Во мне говорила обида. Причём детская какая-то, нерациональная, недостойная взрослого мужчины. У меня есть всё. Я самодостаточен и женского внимания мне хватает с головой. Так стоит ли метать копья ради той, что знать меня не желает?
Это была попытка посмотреть на ситуацию с другой стороны. Мяч пролетел мимо ворот. Я не желал успокаиваться.
