Внезапно летун начал снижаться. Мы что, уже прилетели? Я оглядела окрестности. Ни одного строения в округе. Ни одной скалы. Здесь просто негде спрятаться целому Ордену!
– Что случилось? – с тревогой прокричала я.
Даш был абсолютно спокоен и уверенно направлял летун вниз.
– Все нормально! – прокричал в ответ. – Все хорошо! Не волнуйся!
Ладно, не буду.
Мы приземлились посреди все еще зеленого луга. Осень не вступила в полные права, и на редких кустах цвели ярко-красные бутоны.
Даш посадил летун, вылез сам и помог выбраться мне.
– Прилетели уже? – саркастически спросила я, разминая ноги и руки, пытаясь согреться; все-таки одеяло оказалось недостаточно непродуваемым.
– Нет. Заправиться надо.
– Заправиться? Ты имеешь в виду – поесть?
Он сдвинул на лоб стрекозиные очки. Тихо рассмеялся:
– Можно и поесть. Но вообще-то я собирался поменять элемент в летуне.
Вокруг его глаз остались круги. Сердце подпрыгнуло – точно такие же были у папы, когда он приходил домой с испытаний.
Нет, не думать о папе, не вспоминать…
Я все еще называла миста Сольгон-тонса папой, вот странно. Впрочем, как еще называть человека, который меня воспитал?
– А… что, прежний уже израсходован? – спросила я, с трудом отводя взгляд от овалов вокруг темных насмешливых глаз.
– Почти.
– И как ты это понял?
– По показаниям приборов, конечно.
– Там… в летуне есть приборы?
– Безусловно. Ты же не хочешь, чтобы элемент кончился прямо в воздухе, и мы рухнули с высоты?
– Нет, – сухо сказала я и отвернулась, чтобы он не заметил навернувшиеся слезы.
Не думай, твердила я себе, не вспоминай. Папу не вернуть, хотя мама не верила в его смерть и все ждала, ждала…
Мама!
Я внезапно осознала – мы так и не нашли переговорник. Мама, наверное, места себе не находит.
Резко повернувшись, спросила:
– У тебя есть переговорник?
– Есть, – сказал Даш. – Надо?
– Да.
Он пожал плечами – надо, так надо – вернулся к летуну, покопался на заднем сиденье и выудил прозрачный шар.
– Держи.
Я протянула было руку, но он тут же отвел свою и спрятал за спину, словно играя со мной в детскую игру «попробуй отбери».
Не склонная поддерживать забаву, я опустила руку.
– Да что с тобой, Мира? – недоуменно спросил Даш, кладя шар на траву.
– Ничего, – глухо ответила я.
– А я было подумал, ты сохнешь по своему другу.
Я вскинула голову:
– Если и сохну, тебе-то что?
Его глаза снова смеялись:
– Ничего. Просто спрашиваю. Не его ли собралась вызывать? Если так, я против. Нечего тратить магическую энергию на любовное воркование.
– Не его, – сквозь зубы процедила я. – У него нет переговорника, успокойся.
Мамин номер я помнила наизусть.
И уже через несколько мгновений услышала ее крик:
– Мира! Мира, деточка, это ты?
Вот ведь странно – на ее переговорнике высветился совершенно незнакомый номер, а она все равно знает, что это я.
Даш удивленно поднял левую бровь.
– Мама, – сказала я. – Мама, желаю радоваться.
– Да чему же тут радоваться? – мама, кажется, чуть не рыдала. – Куда ты пропала? Что случилось? Чем ты занимаешься? Как здоровье? Что кушаешь?
Пока я соображала, на какой вопрос ответить первым, встрял Даш:
– Она почти ничего не кушает, – сказал он укоризненно. – Похудела ужасно. Но сейчас мы это исправим.
Теперь замолчала мама. Я покрутила указательным пальцем у виска. Даш округлил глаза. Спросил одними губами: «Что?»
– Это кто? – наконец спросила мама подозрительным тоном. – Тот же самый или другой?
