– Стоит того, чтобы проснуться так рано. Жаль, что это миг такой короткий. Ох, госпожа, у вас глаза на мокром месте!
Мне сводило все внутренности. Мысль, появившаяся и ускользнувшая за секунду, что хотелось бы показать все это Дориану, была похожа на воткнутый в спину кинжал. Когда-нибудь это прекратится, рано или поздно, но пройдется, мне просто нужно потерпеть…
Вернувшись в постоялый двор, от тревоги я связалась с Тео, надеясь, что его голос сможет меня успокоить, а он, как верная собачонка, действительно ответил мне, хоть в столице и было еще 3 часа ночи.
– Анна, что-то случилось? – серые глаза едва ли могли оставаться открытыми.
– Нет, просто мне стало одиноко.
– А где твой хваленый мастер меча?
– Ты же не думал, что мы будем спать в одной комнате? – я нахмурилась, а Теодор, отодвинувшись от зеркала для связи, заглянул в обычное.
– Ох, ну и бардак у меня на голове, – его руки принялись укладывать волосы, – не думал, но ты же не отходишь от него далеко, верно?
– Будет тебе, здесь безопасно. Как там Эмили?
– Всего-то день прошел, что с ней могло статься? Начала подготовку к празднику в честь рождения Богини, встретилась с новым учителем. Тебе не о чем беспокоиться, Аннабель. Прошу, просто оставь все тревожные мысли и отдохни за эту неделю. Разве не для этого твоя поездка?
Но просто оставить уничтожавшие меня мысли я не могла, разве что перекрыть. Всю неделю я была рядом с мадам, общалась с ней, помогала по хозяйству, только бы не оставаться с собой на едине. Ее удивляло, что путешествовавшая девушка не отдыхает, а стремится бесплатно трудиться, так что Арка отправляла нас с Карлайлом на конные прогулки или развлечь детей, пока их родители заняты на полях. Честно говоря, мадам тратила на меня столько времени, что мне стало стыдно.
За день до моего отъезда мою голову вновь пронзила ужасная боль. Приступы случались с самого детства, со дня, когда я впервые нашла чужие воспоминания в своей голове, и сохранялись до сих пор. Большую часть времени боль была терпима, но порой была похожа на наказание за провинность, понятия о которой я не имела, да еще и дополнялась жаром. Как и в этот раз. Озноб объял мое тело, закутанное в одеяла, неспособные согреть. В бреду на постели, в тусклом свете свечи, старушка так ласково ругала моего стражника.
– Это ж надо так заболеть летом, когда жара стоит! Что, пустил хозяйку купаться в речке в одной рубахе, а? Отвечай, подлец! – старушка ударила парня полотенцем, что почти заставило меня улыбнуться. – Смотрел, пади, как мокрая ткань ее фигуру обнажает, а? Что ты глаза прячешь, паршивец, как подниму ее на ноги на коленях прощения просить будешь, бездарь!
Но Карлайл смотрел на меня с ужасом, который было возможно распознать даже сквозь застлавшие глаза слезы. Он был моим учителем, знал о легендарном камне и мече, но многое все еще было сокрыто от него, ведь ему не было доступа к императорской части дворца. Мне хотелось извиниться, что не предупредила его о возможном приступе, из-за чего он от неспособности помочь побежал за мадам.
Чаще всего подобное состояние свидетельствовало о открытии нового малоприятного воспоминания. Самым страшным и первым из похожим припадком было воспоминание 14-ой императрицы. Я страдала от хронических головных болей, а у Амалии было нечто пострашнее: голова болела так, как словами было невозможно описать, даже свет и звуки становились мучением. Она могла сутками лежать в постели, спальня погружалась в темноту, а слуги ходили на носочках. Болезнь брала начало из детства, но с годами становилась страшнее и невыносимее, а в беременность достигала пика.
